Белая Богиня - Роберт Грейвс

оспаривала сама Церковь. Сколь бы искренне христиане Запада ни восхищались безраздельной преданностью Иисуса далекому Всевышнему, Вселенскому Богу иудейских пророков, лишь немногие из них честно принимали непримиримое противоречие духа и плоти, лежащее в основе его культа. И хотя новое божество представлялось неопровержимым с точки зрения философии, с тех пор как воинственный и непрестанно гневающийся Юпитер – Зевс, нисколько не скрывающий своих любовных связей и обремененный недружным олимпийским семейством, перестал пользоваться уважением образованных людей, раннехристианские богословы быстро сообразили, что человек еще не готов к полной анархии: Отцу Всего Сущего, исключительно абстрактному патриарху, никоим образом не вмешивающемуся в дела мира, пришлось взять в руки молнии Зевса, чтобы добиться уважения смертных. Даже принцип разделения имущества внутри христианской общины, за несоблюдение которого Господь покарал смертью Ананию и Сапфиру[606], отвергли как нежизненный. Едва папская власть стала признаваться превыше власти светских князей, как папы окружили себя неслыханной мирской роскошью, стали принимать участие в борьбе за политическое могущество, вести войны, вознаграждать богатых и высокородных индульгенциями за грехи, совершенные в посюстороннем мире, и обещаниями лучшей участи в загробном и предали анафеме эгалитарные принципы своих скромных предшественников. В Риме иудейский монотеизм подвергся существенным изменениям и постепенно стал включать в себя культ Девы Марии; кроме того, обыкновенному католику-мирянину уже давно было запрещено всякое непосредственное приобщение к Богу: ему полагалось исповедоваться в грехах и постигать смысл слова Божьего только через посредничество священника.

Протестантизм представлял собой решительное восстановление обоих вышеупомянутых принципов, коими пренебрегала Католическая церковь, но всегда дорожили иудеи и коим сохранили почти такую же верность мусульмане. Гражданскую войну в Англии выиграл воинственный пыл пуритан-индепендентов[607], ненавидевших культ Девы Марии и мечтавших об идеальном теократическом обществе, в котором не будет места роскоши епископов и священства и всякий будет иметь право читать и толковать Священное Писание так, как подсказывает ему сердце, непосредственно обращаясь к Богу Отцу. Пуританизм укоренился и расцвел в Америке, а принцип религиозного равенства, подразумевавший право на свободомыслие, породил принцип равенства социального, или демократию, теорию, до сих пор преобладающую в западном обществе. Ныне мы достигли стадии социального развития, на которой обыкновенные христиане, подстрекаемые религиозными демагогами, столь преисполнились гордыни, что более не соглашаются быть руками, ногами и торсом «политического тела», но притязают на роль интеллекта, во всяком случае, настолько, насколько это позволило бы им удовлетворять свои простые потребности. В результате огромное большинство христиан – и католиков, и протестантов – изжили собственный религиозный идеализм и втайне пришли к выводу, что только в деньгах, хотя они и есть корень всего зла, выражается на практике ценность человека, что только деньгами определяется общественная значимость, что единственно точные методы описания феноменов внешнего мира дает наука и что мораль, основанная на обычной человеческой честности, неприменима к любви, войне, предпринимательству или политике. Однако они ощущают свое отпадение от веры как некую вину, посылают детей в воскресные школы, жертвуют деньги на церковь и с тревогой глядят на Восток, откуда угрожает более молодая и более фанатичная религия.

Сегодня беды христианства происходят оттого, что это не религия, основанная непоколебимо и непреложно на одном мифе, а комплекс юридических решений, принятых под давлением политических обстоятельств в ходе древней судебной тяжбы по поводу религиозных прав между приверженцами богини-матери, некогда верховного божества западного пантеона, и адептами бога-отца, лишившего ее власти. Различные церковные суды выносили в рамках этого процесса различные решения, и более нет верховной инстанции, которая взяла бы на себя ответственность за окончательный вердикт. Теперь, когда даже иудеи испытывают искушение отвернуться от Закона Моисеева и припасть к лжебогам, христиане более, чем когда-либо, отдалились от аскетической святости, которую проповедовали миру Иезекииль, его адепты ессеи и Иисус, последний из иудейских пророков. Хотя Запад формально до сих пор считается христианским, на практике нами сегодня правит триада злобных божеств: Плутос, бог богатства, Аполлон, бог науки, и Меркурий, бог воров. Еще того хуже, между ними царит открытая вражда, подогреваемая завистью и соперничеством. Меркурий и Плутос поносят друг друга, пока Аполлон, словно молниями, потрясает атомной бомбой, ибо с тех пор, как философы XVIII столетия провозгласили «век разума», он, как регент и глава новой триады, занял опустевший престол Зевса (временно отошедшего от дел по болезни).

Пропагандистские службы Запада то и дело заявляют, что единственный выход из создавшегося тупика – это возвращение к религии, однако полагают, что религии нельзя давать хоть сколько-нибудь точное определение. Иначе не будет толку от публичного обсуждения противоречий между главными богооткровенными религиями и их враждующими друг с другом сектами, а также от обнародования фактических несообразностей, которыми изобилуют их догмы, и постыдных деяний, которые все они скрывали в те или иные периоды своей истории. В действительности нам предлагают озаботиться проблемами нравственности на национальном и международном уровне, а не вернуться к вере нашего детства: если бы, преисполнившись подлинного религиозного восторга, нам удалось осуществить последнее, в мире, очевидно, снова разгорелись бы религиозные войны, а служители соперничающих культов стали относиться друг к другу с некоторой долей добродушия лишь после того, как позиции веры повсеместно ослабели. Если понятно, что писатели и политики, за малым исключением, сами не имеют сильных религиозных убеждений, тогда почему бы не говорить о морали? Да потому, что мораль, по всеобщему мнению, обязана своим возникновением богооткровенной религии, в первую очередь десяти заповедям (внешне безнравственное поведение коммунистов объясняют их полным разрывом с религией), а также потому, что сосуществование различных конфессий в одном государстве антикоммунисты полагают свидетельством его политического здоровья, и, наконец, потому, что крестовый поход против коммунизма можно объявить только с религиозных позиций.

Коммунизм – это вера, а не религия, это псевдонаучная теория, превращенная в «дело рабочего класса». Это простое учение о социальном равенстве, изначально великодушное и лишенное националистических черт. Однако его представители, подобно первым христианам, были вынуждены перенести на неопределенный срок свои надежды на близкое наступление тысячелетнего царства и осуществлять прагматическую политику, которая по крайней мере гарантирует им выживание во враждебном окружении. Коммунистическая вера всячески поддерживается Кремлем, а поскольку славяне во многом таковы из-за их безжалостного климата, партия с легкостью стала насаждать тоталитаризм, милитаризм и политические репрессии, естественно повлекшие за собою искажение исторических фактов, вмешательство в дела искусства, литературы и даже науки. Впрочем, все это, по уверениям идеологов коммунизма, лишь временные оборонительные меры.

Что ж, если коммунизм, какой бы фанатизм ни проявляли его сторонники, не религия, а догматы современных религий противоречат друг другу, сколь бы вежливо ни обсуждали свои разногласия