Собрание произведений в 2 томах. Том II (изд. 3-е) - Леонид Львович Аронзон

Леонид Аронзон

Собрание произведений

Том II

Издание 3-е

Составители: П. А. Казарновский, И. С. Кукуй, В. И. Эрль

Рецензенты:

Доктор филологических наук, проф. Л. В. Зубова

Доктор филологических наук С. И. Николаев

В оформлении издания использованы рисунки Леонида Аронзона

Л. Л. Аронзон (наследники), 2018

П. А. Казарновский, И. С. Кукуй, статья, 2006

А. И. Степанов, статья, 2006

П. А. Казарновский, И. С. Кукуй, В. И. Эрль, составление, подготовка текста и примечания, 2006

Н. А. Теплов, оформление обложки, 2006

Издательство Ивана Лимбаха, 2024

* * *

Поэмы

268. Демон

Большой культурой обладая,

на фоне призрачной горы

мчался во весь дух над льдами

красив лицом, ширококрыл.

Безумноликое дитя эфира,

вдыхал он воздух ледника,

и речь его была дика

для уха нежной дщери мира:

— Аз есмь гонимый без погони!

Люблю сидеть я в кресле дельты.

Но лишь с тобою мне спокойно,

и потому моя свирель ты.

С людьми не знаю я контакта,

через стекло общаюсь с миром,

и если что скажу не так я,

поправь меня, дитю эфира.

Пойми, я только наблюдаю,

как люди открывают рты.

Тебя ж увидя меж садами,

постиг страданье сироты!..

И после паузы недлинной

она прервала монолог:

— Ты в душу мне слетел с вершины,

чтоб я твой слышала глагол,

и он вошёл в меня иглою

(как хорошо её бы вынуть!),

лежу перед тобою голою

и вся с тоски горю и стыну:

прошу, скорее мне открой,

зачем расстался ты с горой?..

Насупил лоб дитя эфира

и рек, крылом подняв норд-ост:

— Что мне морей большая стирка

иль разговор полночный звёзд!

Я сызмальства любил природу,

её скалѕ и огороды.

Бывало, что, схватясь за тучу,

я целый век за ней летал,

но это, как и всё, наскучило

ещё в младенческих летах.

Я думал, многое возможно,

увы, не понимал пока,

что всё, что есть здесь, в мире Божьем,

живёт как будто в зеркалах,

чей быт сближенью недоступен,

и я не мог в него вшагнуть…

Дух замолчал, чело насупив,

и взор вперил в девичью грудь.

— При чём тут я, — спросила дева,

стыдясь наивности вопроса, —

и вид у вас какой-то нервный

от дум и вечного сиротства.

Я вас хочу, я вас желаю!

Нехорошо, что так гола я.

Лежу пред вами я и зябну!..

Высокий дух подсел поближе:

— Я, к сожалению, предвижу,

что вам наскучат наши ямбы,

а я б хотел скалой замшелой

природу вечну созерцать.

Мой Бог, как ты похорошела,

хоть нету на тебе лица!..

И дух, переведя беседу

на Терек сладких междометий,

ей показал, что очень сведущ

в проблемах пола, хоть и жил не этим.

1963

269. Прогулка

Часть 1

Глава 1

Когда один я набережной узкой

тащился вдоль заборов захолустных, —

там, что ни шаг, дорога всё опасней, —

великолепные тогда мне снились казни,

подробности их. Сглоданный ветрами

сад, по стене вытягиваясь, шарил,

и, оттопырив снег, сухой репейник

казался знаком тьмы и запустенья.

То крупно, то чуть видимо дрожа,

сад расплескался, будто я разжал

кулак, его сжимавший до сих пор.

Я оглянулся — вот пейзаж: забор,

кольцо трамвая, мост через канал,

пустырь, репейник и затем стена,

стена без окон, неприглядный дом…

И понял я, что мне давно знаком

весь этот вид с безжизненной стеной.

Я в сад вошёл, и тень моя за мной.

Рывками ветер долетал с канала,

был сад проекцией, но без оригинала.

Плоски деревья были, наст был твёрд.

Я шёл дичась, как будто бы я вор.

Я проходил сквозь чёрные стволы,

сад шарил по стене, как будто плыл,

как будто бы всплывал из глубины,

неотделим от плоскости стены.

Сад выгребал, вытягиваясь вверх.

Я шёл всё дальше, вдруг наткнулся: дверь!

Я видел, как по снегу полукруг

дверь описала, выгибая сук,

распластанный по ней и по стене.

Дверь открывалась выходом ко мне.

Я осторожно сделал первый шаг.

За отвороты глубже сунул шарф.

И дверь закрылась с грохотом за мной.

Стена и сад остались за спиной.

Глава 2

Таков был этот сад — пейзаж души,

движенья сада были не слышны,

и продолжали видеться мне казни,

великолепные, похожие на праздник.

Да, в глубине тех захолустных улиц

тянулся сад, мерцая, словно угли,

и, за стволы туманные попятясь,

виднелся дуб, для будущих распятий

задуманный — был ствол его раздвоен.

Я оказался в полночь пред стеною,

на ней был сад, как бы от боли скрючен:

юродствовали веточки и сучья.

Шёл ровный снег. Кругом было темно.

На стену всю — хотя б одно окно!

И слышал я — сугробы оседают,

вот водосток отрыгивает наледь.

Снег приподняв, шевелится трава.

Неподалёку тащится трамвай,

гостей последних, бледных развозя.

И лыжники за городом скользят.

И, глядя в потолок, ещё не стар,

лежит покойник, словно Бонапарт,

сухие руки на груди сложив…

Таков был этот вид — пейзаж души:

кольцо трамвая, мост через канал,

пустырь, репейник и затем стена,

стена без окон, на которой сад

тянулся вверх. Был ровен снегопад.

Был ровен снегопад и был неслышен.

Сад, как душа, всё устремлялся выше,

и было страшно в комнате ночной

лежащему с уснувшею женой.

Казалось всё, что оборотнем вдруг