Синяя птица и другие пьесы - Морис Метерлинк
Коридор в замке.
Входят навстречу друг другу Пелеас и Мелисанда.
Пелеас. Куда ты идешь? Мне необходимо переговорить с тобой вечером. Увижу ли я тебя?
Мелисанда. Да.
Пелеас. Я только что из комнаты моего отца. Ему лучше. Доктор сказал нам, что он спасен… И все-таки сегодня утром у меня было предчувствие, что этот день кончится печально. С некоторых пор я слышу близость несчастья… Но теперь произошел внезапный кризис; его выздоровление — это вопрос времени. В его комнате открыли все окна. Он разговаривает; у него довольный вид. Он еще не говорит, как все, но мысли его уже не исходят из другого мира… Он узнал меня. Он взял меня за руку с тем странным выражением, которое появилось у него с тех пор, как он болен, и сказал: «Ты ли это, Пелеас? Что это, я никогда прежде этого не замечал: у тебя значительное и приветливое лицо, как у тех, кому осталось недолго жить… Уезжай, уезжай…» Как это странно! Я послушаюсь его совета… Моя мать слушала его и плакала от счастья… Ты не заметила? Весь дом сразу ожил. Слышно, как дышат, разговаривают, ходят… Слышишь, за дверью кто-то говорит. Скорей, скорей отвечай, где я тебя увижу.
Мелисанда. Где хочешь.
Пелеас. В парке, близ фонтана слепых. Хочешь? Придешь?
Мелисанда. Да.
Пелеас. Это будет последний вечер; я уеду, как сказал мой отец. Ты меня больше не увидишь…
Мелисанда. Не говори этого, Пелеас… Я буду тебя всегда видеть, я всегда буду глядеть на тебя…
Пелеас. Напрасно будешь глядеть… Я уеду так далеко, что ты не сможешь видеть меня… Я постараюсь уехать очень далеко… Я полон радости, и в то же время как будто вся тяжесть неба и земли придавила мое тело.
Мелисанда. Что случилось, Пелеас? Я перестала понимать, что ты говоришь…
Пелеас. Уйди, уйди, расстанемся. Я слышу голоса за дверью… Это чужие, которые приехали в замок сегодня утром… Они выходят сюда… Уйдем, это чужие…
Уходят в разные стороны.
Сцена II
Комната в замке.
Аркель и Мелисанда.
Аркель. Теперь, когда отец Пелеаса спасен и когда старая служанка смерти, болезнь, покинула замок, немного радости и солнца проникнут наконец в этот дом… Давно пора! Ведь с самого твоего появления здесь проводили жизнь, говоря шепотом вокруг запертой комнаты. Право, мне было тебя жаль, Мелисанда… Ты пришла сюда радостная, как дитя в ожидании праздника, и я видел, как в ту минуту, когда ты вступила на крыльцо, ты изменилась в лице и, по всей вероятности, в душе; так меняются, не сознавая этого, когда в полдень вступают в слишком темный и холодный грот… Часто я не мог тебя понять. Я следил за тобой: ты казалась беспечной, но ты сохраняла на лице странное удивленное выражение, как тот, кто при солнце, в прекрасном саду, ждет каждую минуту большого несчастья. Я не могу тебе объяснить… Но мне было грустно видеть тебя такой, потому что ты еще слишком молода и прекрасна для того, чтобы жить день и ночь под дыханием смерти… Но теперь все изменится. В мои годы — и, быть может, это и есть самый зрелый плод моей жизни, — в мои годы я приобрел какую-то веру в несомненность событий; я всегда видел, что молодые и прекрасные существа рождают вокруг себя события такие же молодые и прекрасные и счастливые, как они сами… Ты и откроешь теперь двери новым событиям, которые я предвижу… Иди сюда; почему ты стоишь, не отвечая и не подымая глаз? Я только раз поцеловал тебя в день твоего приезда; а между тем старцам необходимо касаться иногда губами лба молодой женщины или щеки ребенка, для того чтобы верить еще в свежесть жизни и прогнать на мгновение угрозу смерти. Ты не боишься моих старых губ? Как я тебя жалел в эти месяцы…
Мелисанда. Я не была несчастна, дедушка…
Аркель. Быть может, ты из тех, которые несчастны, сами того не зная… Дай на мгновение посмотреть на тебя совсем близко… На пороге смерти так нуждаешься в красоте…
Входит Голо.
Голо. Пелеас уезжает сегодня вечером.
Аркель. У тебя на лбу кровь. Что ты делал?
Голо. Ничего, ничего… Я проходил через терновую изгородь.
Мелисанда. Нагните немного голову, государь… Я вытру вам лоб…
Голо (отталкивая ее). Я не хочу, чтобы ты касалась меня, слышишь? Уходи, уходи! Я не хочу говорить с тобой. Где мой меч? Я пришел за моим мечом.
Мелисанда. Вот тут, на налое.
Голо. Дай мне его. (Аркелю.) Только что на берегу подобрал крестьянина, умершего от голода. Они все как будто нарочно стараются умереть на наших глазах. (Мелисанде.) Что же, где мой меч? Почему вы так дрожите? Я не собираюсь вас убивать. Я хотел только осмотреть клинок. В подобных случаях я не беру в руки меч. Почему вы меня разглядываете, как нищего? Я пришел не для того, чтобы просить у вас милостыню. Вы надеетесь увидать что-нибудь в моих глазах, в то время как я ничего не увижу в ваших? Быть может, вы думаете, что мне что-нибудь известно? (Аркелю.) Вы видите эти большие глаза? Они как будто горды тем, что так чисты… Скажите, что вы видите в них?
Аркель. Я в них вижу только большую невинность…
Голо. Большую невинность!.. В них больше, чем невинность… Они чище глаз ягненка… Они могли бы самого Господа Бога учить невинности. Большая невинность! Знайте: я стою так близко от них, что чувствую дуновение ресниц, когда они опускаются; а между тем я менее далек от великих тайн иного мира, чем от самой маленькой тайны этих глаз… Большая невинность! Более чем невинность!.. Можно подумать, что ангелы небесные каждый день купаются в их чистой воде… Я знаю эти глаза. Я видал, какими они могут быть. Закройте их, закройте их! Или я их сам закрою, и надолго!.. Не подносите правую руку к горлу; я говорю очень простые вещи, у меня нет затаенной мысли… Если бы она была у меня, почему бы я ее вам не открыл? Нет, не пытайтесь убежать! Сюда! Дайте мне руку! Ваши руки слишком теплые. Уходите! Ваше тело мне противно!.. Сюда! Теперь уже поздно бежать. (Хватает ее за волосы.) Вы будете ползти за мной на коленях. На колени! На колени передо мной! А! А! Ваши длинные волосы пригодились наконец для чего-нибудь!..
