Сквозное действие, или Как стать драматургом - Александр Михайлович Галин

Р о с т и к (прикрываясь от лучей). Вы кто?

З ы б к и н. Я гость.

Р о с т и к. То, что вы не хозяин, я догадываюсь.

З ы б к и н. Зыбкин Михаил Васильевич.

Р о с т и к. Ростислав… Геннадиевич, если угодно.

З ы б к и н. Очень приятно.

Р о с т и к. Весьма польщен. И зачем вы тут?

З ы б к и н. Я друг Чуваева, и все.

Входит  Л я л я  с кофейником.

Л я л я. Ах, это ты…

Р о с т и к. Ах, это я! Как все изящно. Я с утра печалюсь о кофе, а меня не поят.

Л я л я. Возьми чашку.

З ы б к и н. Мне пора.

Р о с т и к. Ну что вы, останьтесь.

З ы б к и н. Спасибо. Мне действительно некогда.

Р о с т и к. Дорогая, наш гость нас оставляет. Даже не допил кофе. Этакая широкая натура.

З ы б к и н. Честь имею.

Р о с т и к. Покажите.

З ы б к и н. Что?

Р о с т и к. Вашу честь. Покажите, коли вы ее имеете при себе. Зачем повторять бессмыслицу? Ты пригласила человека в театр, дорогая?

З ы б к и н. Спасибо. Я вчера имел радость видеть вашу супругу в «Баядерке».

Р о с т и к. Что он сказал?

З ы б к и н. Оставьте ваш нелепый тон.

Р о с т и к. Большей нелепицы, чем вы, я не скажу. Вы смотрели ее вчера с корзинкой? Удалось ли балансе на пальцах? В прошлый раз у нее выступила кровь.

Л я л я. Прекрати!

Р о с т и к. Так-так. И вы заявились выразить ей свое восхищение? (Хохочет.) И она промолчала! Она слушала ваши излияния и молчала? Вот где талант! Вот где истина!

Л я л я. Какая властная снисходительность. Тебе к лицу быть сильным.

Р о с т и к. Я долго этому учился.

Л я л я. Неужели?

Р о с т и к. Ровно четыре года.

Л я л я (Зыбкину). Когда я увидела его тогда, на гастролях, у выхода, я не думала, что это так затянется.

Р о с т и к. Но я тебе понравился.

Л я л я. С ходу! (Зыбкину.) Он не был красив, он был обворожителен. Ого! Я помню, как это сказалось: ого! Может быть, даже вслух. Совсем неплохой город. Потом оказалось, что город просто прекрасен. Но потом…

Р о с т и к. Когда я позвонил тебе зимой?

Л я л я. Он выплыл из какой-то мглы.

Р о с т и к. Я ее боялся. Сошел с поезда, залез в телефонную будку и минут двадцать собирался. Стекла не было, меня заметало снегом. Я стоял и мерз. Потом набрал номер. Она ответила: «Я попробую сделать гостиницу».

Л я л я. И он еще что-то промямлил про деньги.

Р о с т и к. Я ей сказал, что все мои деньги только что провалились.

З ы б к и н. Куда провалились?

Р о с т и к. Как куда? В автомат. Вот только тогда она решилась: до Пяти углов можно дойти и пешком.

Л я л я. И ты пришел.

Р о с т и к. И я пришел. И тебе и мне — хо-ро-шо!

Л я л я. А теперь убирайся отсюда! Я не хочу тебя ни видеть, ни знать.

Р о с т и к. Два слова, всего два слова.

Л я л я. Вы видели — я вытащила его черт знает из чего!.. Я дала ему свое имя!

Р о с т и к. Голос королевы! У меня голоса нет. Даже имени. Я не человек, я функция. Подай-принеси.

Л я л я. Он официант.

Р о с т и к. Это моя профессия. Официант с неоконченным высшим. Но у официанта тоже есть свой час. (Набирает номер.) Когда он приносит счет. Я вас огорчу, сэр, но хочу, чтоб вы знали, с кем имеете дело. Вас обманули, ее не было вчера в театре. (В трубку.) Виктор Александрович? Это Ростислав. Она не приедет. А вот так! Не желает. Увольняйте на здоровье. Она готова.

Л я л я. Дай трубку.

Р о с т и к. Поздно. Пошли гудки.

А в т о р. Почему я стал думать о Ляле? И вообще о балетной доле? Потому что Ляля для меня — это театр. А театр — это что-то необъяснимое. Это труд, у которого какие-то странные, непостижимые законы, противоестественные с точки зрения обычной человеческой логики. Когда врач говорит актеру: «Успокойтесь, не переживайте», — значит, он ничего не понимает, потому что именно переживание чужой боли и есть то, к чему стремится актер. Потому что беспокойство и есть смысл того, с чем идут на сцену. Беречь себя в театре нельзя. Трата должна быть полной, предельной, на износ.

Л я л я. А что потом? Когда к человеку приходит старость? Вернее, когда он сознает в себе это. Даже не старость — балерина уходит на пенсию в тридцать восемь лет. Единицы перешагивают этот барьер. Детей нет. Потому что дети у балерины — это конец профессии. Семьи нет. Как жить дальше? Зачем? Одинокая женщина — это самое страшное, что есть на земле.

Там же, спустя несколько дней. С улицы появляются  Л я л я  и  Р о с т и к — веселые, возбужденные.

Л я л я. Нет.

Р о с т и к. Да.

Л я л я. Нет-нет.

Р о с т и к. Да-да.

Л я л я. Никогда.

Р о с т и к. Да, и обязательно.

Л я л я. Узурпатор.

Р о с т и к. Репетиция в три. Еще есть время.

Л я л я. Ты с ума сошел. Зачем мы все это делаем?

Р о с т и к. Ты жалеешь?

Л я л я. Нет.

Р о с т и к. Гурген прав. В твоем положении это лучший выход.

Л я л я. В нашем положении. Или ты считаешь, что мы сейчас поставили точку?

Р о с т и к. За кого ты меня принимаешь?

Л я л я. А почему бы и нет? Почему бы не воспользоваться такой поразительной ситуацией? Но я тебе еще нужна.

Р о с т и к. Я отнял у тебя права, теперь ты свободна.

Л я л я. Я даже слишком свободна. Ты не находишь? Ну, обними меня.

Р о с т и к (целует Лялю). Я тебе нужен?

Л я л я. Нужен.

Р о с т и к. Как кто?

Л я л я. Как муж.

Р о с т и к (хохочет). С ума сойти! Ну кто, глядя на нас, скажет, что нас только что развели?

Л я л я. Мне кажется, нас только поженили.

Р о с т и к. Смотрю на тебя и думаю: вот чужая баба.

Л я л я. Тебя это радует?

Р о с т и к. Меня это бодрит. (Смеется.) Бедный судья, он так ждал сенсации. Но ты была на высоте. «Он изменял вам?» — «Нет». — «Пил?» — «Нет». — «Бил?» — «Что?» — «Я спрашиваю: занимался ли он в отношении вас рукоприкладством?» — «Он? В отношении меня? Нет». Ну, думаю, все. Еще один положительный фактор, и я погиб. А потом…

Л я л я. Потом ты сказал это.

Р о с т и к. А что мне было делать? Надо было как-то сгущать краски. Я и подумал: про возраст неудобно, а про детей можно.

Л я л я. Ты и вправду меня винишь?

Р о с т и к. Я тебя умоляю! Ну, иди ко мне.

Л я л я. Какой ты красивый.

Р о с т и к. Неправда.

Л я л я. Мне наплевать, какой ты для других. Для меня ты красив. Божественно красив. Ты мой. Вот все это мое. Глаза, губы, все. Невероятное мое. Как я тебя ненавижу, если бы ты знал. Я бы могла убить тебя. Правда, правда…

Р о с т и к. За что?

Л я л я. Не знаю. Но что могла бы — точно. (Открывает шкаф, переодевается.) Я стала рыхлеть, ты замечаешь? Несколько дней вела себя как люди. Обедала, ужинала, даже утром позволяла себе что-то сожрать. И все, я разбита, мышцы вялые, ноги тяжелые. Это Танечка, ее дебют, волна успеха. Для