На дне. Дачники - Максим Горький

Из-за угла дачи Басова идут Замыслов и Юлия Филипповна. Он что-то шепчет ей, она смеется. Суслов это видит.

Рюмин. Пойдемте в комнаты. Сыграйте что-нибудь, пожалуйста… хочется музыки…

Калерия. Пойдемте… Да, грустно жить, когда кругом тебя всё так…

Юлия Филипповна. Смотрите: артисты наши уже пришли. Репетиция в шесть, а теперь?

Замыслов. А теперь семь с половиной. Но раньше опаздывали только вы, а теперь – все. Плоды вашего влияния.

Юлия Филипповна. Это – дерзость?..

Замыслов. Это – комплимент. Я на секунду забегу к патрону, вы позволите?

Юлия Филипповна. Скорее!

Замыслов уходит на дачу Басовых, Юлия Филипповна – к группе деревьев; напевая, видит мужа.

Суслов. А, где была?

Юлия Филипповна. Там… И там…

Около сцены дама в желтом, молодой человек, Семенов, юнкер и две барышни. На сцене Пустобайка с грохотом ставит стол. Смех, отдельные восклицания: «Господа!» – «Где режиссер?» – «Господин Степанов!» – «Он здесь, я видел». – «Опоздаем мы в город!» – «Извините – Семенов, а не Степанов!»

Суслов. Всё с ним?.. С этим… так открыто… чем ты рисуешься, Юлия? Надо мной уже смеются. Ты понимаешь?

Юлия Филипповна. Уже смеются?.. Это скверно…

Суслов. Нам нужно объясниться… Я не могу позволить тебе…

Юлия Филипповна. Мне не улыбается роль жены человека, над которым смеются…

Суслов. Берегись, Юлия!.. Я способен…

Юлия Филипповна. Быть грубым, как извозчик? – я знаю…

Суслов. Не смей говорить так! Развратная!

Юлия Филипповна (негромко, спокойно). Мы кончим эту сцену дома. Сюда идут… Ты ушел бы… У тебя такое лицо… (Брезгливо вздрагивает.)

Суслов делает шаг к ней, но быстро отступает и, сказав сквозь зубы свою фразу, исчезает в лесу.

Суслов. Когда-нибудь… я застрелю тебя!..

Юлия Филипповна (вслед ему). Это – не сегодня? да? (Напевает.) «Уже утомившийся день…»* (Голос у нее дрожит.) «…Склонился в багряные воды…» (Смотрит широко открытыми глазами вперед и медленно опускает голову.)

С дачи Басова выходят: Марья Львовна, очень взволнованная, Дудаков и Басов с удочками.

Басов (распутывая лесу). Уважаемая… Надо быть мягче, надо быть добрее… все мы – люди… Черт бы взял того, кто спутал мои удочки!..

Марья Львовна. Позвольте!

Дудаков. Видите ли, человек устает…

Басов. Нельзя же так, уважаемая! По-вашему, выходит, что если писатель, так уж это непременно какой-то эдакий… герой, что ли? Ведь это, знаете, не всякому писателю удобно.

Марья Львовна. Мы должны всегда повышать наши требования к жизни и людям.

Басов. Это так… Повышать – да! Но в пределах возможного… Всё совершается постепенно… Эволюция! Эволюция! Вот чего не надо забывать!

Марья Львовна. Я не требую… невозможного… Но мы живем в стране, где только писатель может быть глашатаем правды, беспристрастным судьею пороков своего народа и борцом за его интересы… Только он может быть таким, и таким должен быть русский писатель…

Басов. Ну да, конечно… однако…

Марья Львовна (сходит с террасы). Я этого не вижу в вашем друге, не вижу, нет! Чего он хочет? Чего ищет? Где его ненависть? Его любовь? Его правда? Кто он: друг мой? враг? Я этого не понимаю… (Быстро уходит за угол дачи.)

Басов (распутывая удочки). Уважаю я вас, Марья Львовна, за эту… кипучесть… Исчезла?.. Нет, вы скажите мне – чего она горячится? Ведь даже гимназистам известно, что писатель должен быть честен… ну, и там… действовать насчет народа и прочее, а солдат должен быть храбр, адвокат же умен… Так нет, эта неукротимая женщина все-таки долбит зады… Пойдемте, милый доктор, поймаем окуня… Кто это спутал удочки? Черт!

Дудаков. Д-да… много она говорит, по-умному… Очень просто жить ей… Практика у нее есть, потребности небольшие.

Басов. А этот Яшка – шельмец! Вы заметили, как он ловко выскальзывал, когда она припирала его в угол? (Смеется.) Красиво говорит он, когда в ударе! А хоть и красиво… однако после своей первой жены, с которой, кстати сказать, он и жил всего полгода… а потом бросил ее…

Дудаков. То есть разошелся, говорят в этих случаях.

Басов. Ну, скажем, разошелся… а теперь вот, когда она умерла, хочет ее именьишко к своим рукам прибрать. Ловко?

Дудаков. Н-но! Очень неловко. Это лишнее!..

Басов. А он вот находит, что не лишнее… дорогой мой доктор! Идем на реку…

Дудаков. А знаете что?..

Басов. Что именно?

Дудаков (задумчиво, медленно). Вам не странно, то есть вас не удивляет, что мы не опротивели друг другу, а?

Басов (останавливается). Что-о? Вы это серьезно?

Дудаков. Вполне серьезно… Ведь ужасно пустые люди все мы… вам не кажется это?

Басов (идет). Нет, не кажется… Я здоров… Я вообще нормальный человек, извините…

Дудаков. Нет… вы без шуток…

Басов. Шутки? Послушайте… вы, того, доктор… одним словом: врачу, исцелися сам!* Кстати, спрошу вас – вы меня в воду не столкнете, а?

Дудаков (серьезно, пожимая плечами). Зачем же?

Басов (идет). А так… вообще… странное у вас… настроение.

Дудаков (угрюмо). Трудно говорить серьезно с вами…

Басов. И не говорите… не надо! А то вы очень уж оригинально понимаете серьезный разговор… Не будем говорить серьезно!

Басов и Дудаков уходят. Справа выходят Соня и Влас. Из дачи Басова – Замыслов, он торопливо бежит к сцене, его встречают шумом. Около него собирается тесная группа, он что-то объясняет.

Соня. Не верю я в ваши стихи.

Влас. И напрасно… у меня есть талантливые вещицы, например:

Как персик, так и ананас

Природой создан не для нас.

О Влас! Не пяль напрасно глаз

На персик и на ананас!

Соня (смеясь). Зачем вы тратите себя на пустяки? Почему бы вам не попробовать отнестись к себе более серьезно?

Влас (тихо, таинственно). Премудрая София, я пробовал! У меня даже есть стихотворение, написанное по поводу этих проб. (Напевает гнусаво и негромко на мотив «Под вечер осенью ненастной».)

Велик для маленького дела,

Для дела крупного я – мал!

Соня (серьезно). Бросьте это! Ведь я чувствую, вам совсем не хочется дурить… Скажите мне, как бы вы хотели жить?