Владимир Сосюра - Стихотворения и поэмы
4. РАЗДУЛИ МЫ ГОРН
Перевод М. Комиссарова
Вчера потухший горн сегодня вновь раздули,и наковальни звон людей к труду зовет,и гибнет старый мир, где осени разгульена золотых челнах к закату дней плывет.
Завод, родной отец! Твоим заблудшим сыномвернулся я к тебе с мольбою на устах.К теплицам не пойдет под небом вечно синиммечтатель молодой, что славит рожь в полях.
Где с черным золотом уходят эшелоны —звучат веселые шахтерские шаги,чалдоны-грузчики столпились у вагона,полями стелется тревожный дух тайги.
В потухший горн ветра вновь силу нагоняют,и наковальни звон людей к труду зовет,и гибнет старый мир, чья осень отлетает,на золотых челнах к закату дней плывет.
1921, 19575. «Ласточки на солнце, ласточки на солнце…»
Перевод В. Звягинцева
Ласточки на солнце, ласточки на солнце,словно взгляд летучий, быстрый, невзначай…Зацвели ромашки — будто вешний сон твой,пахнут поцелуи, как китайский чай…
Я твою одежду целовал до боли,я к твоим коленям припадал, любя,к ласковым и нежным, как березки в поле,что растут далеко, там, где нет тебя…
Вижу за морями дальнюю дорогу,где к степи склонился синий небосвод…У тебя ж, подруга, светлая тревогана щеках холодных трепетно цветет…
В городе вечернем плакали трамваи,слезы на высоких сохли проводах.Для тебя сегодня ландыши срывал я, —белые бубенчики чуть бренчат в руках…
Ласточки на солнце, ласточки на солнце,словно взгляд летучий, быстрый, невзначай…Зацвели ромашки — будто вешний сон твой,пахнут поцелуи, как китайский чай…
19226. «Так никто не любил… Раз лишь в тысячу лет…»
Перевод В. Звягинцева
Так никто не любил… Раз лишь в тысячу летмир такая любовь посещает,—и тогда на земле распускается цвет,тот, что людям весну предвещает…
Тихо дышит земля. К синим звездам онапростирает горячие руки, —и тогда на земле расцветает веснаи дрожит от блаженства и муки…
От счастливых твоих, от сияющих глазсердце полнится сладкой тоскою…Кровь по жилам моим, как река, разлилась,будто пахнет кругом лебедою…
Звезды, звезды вверху… Месяц ласковый мой…Чья любовь больше этой, о ночи?..Я сорву для нее Орион золотой,я, поэт Украины рабочей.
Так никто не любил… Раз лишь в тысячу летмир такая любовь посещает,—и тогда на земле распускается цвет,тот, что людям весну предвещает.
Тихо дышит земля. К синим звездам онапростирает горячие руки,—и тогда на земле наступает веснаи дрожит от блаженства и муки…
19227. «Куда я ни пойду, мне снова травы снятся…»
Перевод М. Светлов
Куда я ни пойду, мне снова травы снятся,деревьев стройный шум рыдает за Донцом;где улицы пьянит, дурманит дух акаций,лицо заплаканное вижу за окном.
И темные глаза мне снятся, не мигая,что вянут и молчат, отцветшие давно,и ветер щеки вновь мои ласкает,и запах чебреца несет в мое окно.
Ну, как теперь живет Горошиха-вдовица,чей Федька — сын ее — застрелен был в ночи?Мы с ним не раз вдвоем ходили по кислицы,где шелестел бурьян и плакали сычи…
О Холоденко, друг! Тебя уже давно нет,далекий, милый брат, зарубленный в бою,и мать твоя несчастная не склонитна срубленном плече головушку свою.
Куда я ни пойду, мне снова травы снятся,деревьев стройный шум рыдает за Донцом;где улицы пьянит, дурманит дух акаций,лицо заплаканное вижу за окном…
19228. «Не возле стенки я, и кровь моя не льется…»
Перевод М. Светлов
Не возле стенки я, и кровь моя не льется,и ветер грозовой не рвет мою шинель, —под громом и дождем бригада не сдается,и бьют броневики, и падает шрапнель.
Гремят броневики!.. И рвет сердца железо…Горячим звоном бьет… и пыль и кровь в упор…С разбитым боком смерть по рельсам тяжко лезет.И кровью алою исходит семафор…
И мнится вновь: далекий полустанок,и от снаряда дым над спелой рожью лег…Так кто ж сказал, что мы в бою устанеми не настал еще свободу нашей срок?!
Где пыль легла в бурьян, под небом Перекопаот крови, как зарей, зарделся небосклон…Я слышу, как гудит в дыму земли утроба,где падали бойцы под орудийный стон…
Куда я ни пойду — далекий полустанок,и от снаряда дым над спелой рожью лег…Так кто ж сказал, что мы в бою устанеми не настал еще свободы нашей срок?!
19229. «Заря идет, золоторога…»
Перевод А. Прокофьев
Заря идет, золоторога,там, где полынью зацвело,и вновь на огненных дорогахее широкое крыло.
Не облака над лебедямии не цветы под синей мглой,лишь бездна в самой звонкой явираскинулась над всей землей.
И снова осень сыплет в нивысвое червонное литье…Вдали коней железных гривыи трав холодное житье…
192210. ГОРОД
Перевод Н. Полякова
От трамваев город синий-синий,золотится снег от фонарей.Кто же гениальный четкость линийположил вдоль улиц, площадей?
Кто наметил эти повороты,проводом пронзил небесный плат,чтобы плыл трамвай до Третьей Ротыи потом, грустя, пошел назад?
Город взял и в ромбы, и в квадратывсе порывы и мечты мои.Для чего же плакать виноватомне в его заснеженной груди?..
Для чего же мне ребенком малымпромышлять в асфальтовых котлахда об стены головой усталойбиться, чтоб разбить печаль и страх?
На сугробах в парке тени веток,там проводят ночи пацаны.Только ветер знает их секреты,ветер и простуженные сны…
Я не знаю, кто кого морочит,но, сдается, что-то здесь не то,я стрелял бы в нэпманские очи,в нэпманские шляпки и манто…
Только — нет! Иначе с ними надо.Синий снег метели намели.Город взял и в ромбы, и в квадратывсе порывы и мечты мои.
<1923>11. «Часовой. Белый мрамор колонны…»
Перевод И. Поступальский
Часовой. Белый мрамор колонны.Вышли призраки башен на смотр.А вверху золотым медальономтеплый месяц над морем плывет.
Положила любовно ладонимне на смуглый, обветренный лоб.Мир в малиновом мареве тонет,льется сладкое в жилы тепло.
Теплый ветер целует коленои украдкой щекочет плечо.Вал у берега кроется пенойи назад одиноко течет.
Но и крики и залпы тревожней,и в зеленых потьмах — корабли…Кто там крикнул: «О боже мой, боже!..» —и склонился бессильно в пыли?
Мчится бешено конница снова,только сухо копыта звенят…Тяжело повернулся дредноут,и скала захлебнулась в огнях…
Рядом ты. Белый мрамор колонны,и спокойный «максим» — пулемет.А вверху золотым медальономтеплый месяц над морем плывет.
<1923>12. «Томящий сладкий олеандр…»
