Уральская весна - Владимир Ефремович Акулов
СЕРГЕЙ ДЕНИСОВ
ДРУГУ
Мы мечтали с тобой о линкорах,
Даль морская манила наш взор,
Распаляясь в своих разговорах,
О морях затевали мы спор.
У ручья возле старого дуба
Мы «эскадру» готовили в бой.
Нас, до нитки промокших, оттуда
Уводили под вечер домой.
Годы шли, унося наше детство;
Незаметно и юность ушла.
Нам не море досталось в наследство —
Мы в поля повели трактора.
И, Отчизны наказ выполняя,
По утрам разбудив тишину,
Мы в бескрайних степях Кустаная
Поднимаем с тобой целину.
Но нисколько теперь не жалеем,
Что не видим тропических стран.
Где мы вспашем с тобой и посеем,
Будет хлебный шуметь океан.
«Когда гудок пропел отбой…»
Когда гудок пропел отбой
И зашумела проходная,
Тогда я встретился с тобой,
Девчонка заводская.
Взглянула ты из-под бровей
И вдруг смутилася немного…
Весенним вечером с твоей
Навек слилась моя дорога.
Нам вслед глядели тополя,
Сирень нам ветками махала…
Казалось нам, что вся земля
О чем-то ласково шептала.
А ты вела меня вперед,
Я улыбался всем прохожим…
И стал наш тракторный завод
Мне с той поры еще дороже.
Челябинск
НИКОЛАЙ ДОЛГОВ
ПОДАРОК ИЛЬИЧУ
С фронта (помнится, в двадцатом)
Грязный, в копоти, в песке,
С багажишком небогатым
Слез я с поезда в Москве.
Веник взял, помылся в бане,
Подкрепился кое-как.
И, волнуясь, утром ранним
Прямо в Кремль направил шаг.
Грязь. Скольжу. Идти неловко.
Моросит холодный дождь.
У крыльца боец с винтовкой:
— Стой, солдат, куда идешь?
Задохнулся, как с пожара,
Разрешить прошу вопрос.
Так и так. Вот, я подарок
С фронта Ленину привез.
Подскажи-ка, друг сердешный,
Как мне быть, куда теперь?
И боец кивнул поспешно:
— К коменданту, третья дверь.
Комендант — мужчина строгий,
С револьвером на ремне.
Он сказал: — Устал с дороги.
Красный пропуск выдал мне.
Кабинет, большие окна.
Книги, стол, в углу цветок…
В горле сразу пересохло,
Как вступил я на порог.
За окном шумит столица!
Ленин встал из-за стола,
Пригласил: — Прошу садиться.
Вы ведь с фронта? Как дела?
Отвечаю все подробно,
А Ильич спросил опять:
— Как устроились, удобно?
— Занял в номере кровать.
— Голодны? — спросил он снова.
— Что вы, сыт, — сказать спешу.
— Прикрепитесь тут в столовой,
Я записку напишу.
От волненья стало жарко.
Вот ведь он, Ильич, какой!
Тут и вспомнил о подарке,
Что держал я под рукой.
Положил я на колени
В ножны вложенный клинок:
— Это вам, товарищ Ленин…
Сам приехать друг не смог.
В окровавленной рубашке,
Мокрый бинт прижав к плечу,
Он просил нас: — Братцы, шашку
Передайте Ильичу.
А Ильич в костюме штатском,
Разобрав свои дела,
Положил клинок солдатский
Средь бумаг на край стола.
На столе «Декрет о мире»,
Рядом с ним лежит клинок.
…Друг мой спит в глухой Сибири,
Под сосной зарыт в песок.
ЧАПАЕВ
Декабрьским утром морозным
— О, как это было давно! —
В бревенчатом клубе колхозном
Впервые смотрел я кино.
Доныне отчетливо помню,
Как дрогнули стекла в окне
В тот миг, когда в зал полутемный
Чапаев влетел на коне.
Как будто встревоженный улей,
Гудели мальчишки: — Чапай! —
К земле пригибались: ведь пули
Задеть их могли невзначай…
Сверкала, как молния, шашка,
Строчил по врагам пулемет…
Мне было ни капли не страшно —
Я даже рванулся вперед.
Хотелось мне рядом с Чапаем
Плыть, черные волны гоня,
Чтоб злобная пуля слепая
Впилась не в него, а в меня.
ПОД САМОЙ ТУЧЕЙ
На стройплощадке возле домны,
Как в древней сказке великан,
Касаясь звезд стрелой огромной,
Тревожит ночь подъемный кран.
В лучах прожекторов купаясь,
С платформы только что снята…
И вот уже плывет, качаясь,
На тросах черная плита.
Кран долговязый и могучий
Широкий сделал разворот —
И вот уже под самой тучей
Плита, как перышко, плывет.
А крановщик в просторной будке
С улыбкой дерзкой смотрит ввысь.
Доволен он. И ради шутки
Кричит луне: — Поберегись!
Челябинск
ЮРИЙ ЕВСИКОВ
БУДНИ ТОПОГРАФА
Все уместится на телеге:
Дождя боящийся планшет,
И тряски трусящий кипрегель,
И мы, не знающие бед.
Как много раз бывать в пути нам —
То без дорог, то большаком.
То на телеге, то в машинах,
А больше все-таки пешком.
Пройдешь маршрут единым махом
Так, что в мороз —
Не то что в зной —
От пота мокрую рубаху
Просушишь собственной спиной.
Июльский полдень дышит зноем.
Медь инструмента горяча.
Но вот и отдых под сосною
У безымянного ключа.
Рука в воде студеной тонет,
И, поднимая не спеша,
Пьешь, лодочкой сложив ладони,
Как из заправского ковша.
Усталости как не бывало…
И убедишься вновь тогда: