Черный терем. Первый русский царь Иван Грозный и его жены – как любовь определяла политику и как политика определяла любовь - Максим Юрьевич Эвальд

Сам Алексей Адашев впервые упоминается в 1547 году в связи с первой свадьбой Ивана Грозного – с Анастасией Романовной. При бракосочетании он вместе с братом Даниилом исполнял роль ложничего и мовника – то есть стелил брачную постель для царя и сопровождал его в баню. Влияние Алексея Федоровича заметно возросло после московских пожаров 1547 года.

Нужно признать, что Адашев был одним из немногих приближенных к Грозному людей, чье влияние было благотворным. Он умело вел дипломатическую деятельность, участвуя в переговорах с казанским ханом, Ливонией, ногайцами, Польшей и Данией. В 1550-х годах он фактически возглавлял внешнюю политику страны.

К тому же Алексей толково исполнял и личные поручения царя. Например, в 1547 году он отвез огромную (по тем временам) сумму в семь тысяч рублей в качестве царского пожертвования в Троице-Сергиеву лавру.

Имелись у Адашева, конечно же, недоброжелатели и завистники. Особенно не расположены к нему были представители того самого рода Захарьиных-Юрьевых, который так удачно возвысился после свадьбы Анастасии. И вскоре произошло событие, сыгравшее им на руку и навлекшее немилость на всю семью Адашевых. Но об этом чуть позже. А пока – несколько слов о второй личности, игравшей важную роль при молодом Иване Васильевиче, – священнике Сильвестре.

Сильвестр, или Спиридон, происходил из Новгорода. В Москву его перевел митрополит Макарий, где Сильвестр стал священником Благовещенского собора Московского Кремля.

Его возвышение, как и Адашева, началось в 1547 году, после московских пожаров. Он произнес грозную обличительную речь перед молодым царем, заявляя, что его постигла кара небесная в виде пожара. Набожный монарх не рассердился на священника, а, напротив, признал свои грехи и приблизил его к себе. Вместе они занимались восстановлением кремлевских соборов, пострадавших от огня.

Затем вместе с Алексеем Адашевым священник Сильвестр оказался в числе предводителей Избранной рады – неофициального правительства Ивана Грозного. Они и руководили реформами 1550-х годов, способствовавших укреплению верховной власти государя, созвали первый Земский собор, составили Судебник 1550 года, сформировали систему приказов, провели Стоглавый собор и военную реформу, основали первую на Руси типографию. Деятельность Рады была активной и разносторонней, и большинство историков оценивает ее положительно.

Но теперь мы подходим вплотную к тем неприятным событиям, которые развернулись в 1553 году и положили конец относительно мирному периоду в правлении Ивана IV Васильевича, а также подорвали положение Адашева и протопопа Сильвестра.

В 1553 году царь сильно заболел. Он часто пребывал в беспамятстве, не узнавал людей. Была вероятность, что Иван Васильевич скончается. Такое событие – тяжелая и опасная болезнь монарха – почти всегда служит катализатором для реакций при дворе. Об этом хорошо сказал Борис Флоря:

«…для русского двора середины XVI века, как и для любого другого европейского двора того времени, была характерна постоянная борьба отдельных групп знати за степень участия во власти и за влияние на государя. В условиях, когда монарх уверенно выступал в традиционной роли верховного арбитра в отношениях между этими группами, такая борьба протекала в скрытой форме, но когда монарх (по тем или иным причинам) не мог выполнять эту роль, трения вырывались наружу. Это и произошло во время царской болезни».

К тому времени у государя уже был наследник – его первый сын Дмитрий, рожденный Анастасией. Младенцу было тогда всего несколько месяцев. Опасаясь, что болезнь может оказаться смертельной, Иван Грозный потребовал от своих бояр присягнуть на верность его малолетнему сыну.

Почему именно младенца пожелал царь объявить своим наследником? Ведь в семье был и другой, уже взрослый мужчина: его родной младший брат Юрий, или Георгий, князь Углицкий. Но, увы, царевич Юрий родился на свет глухонемым. Так что никаких шансов стать государем у него не было. Он вообще не принимал участия в политических делах и скончался довольно молодым.

Первыми, конечно же, принести присягу царевичу-младенцу Дмитрию поспешили родственники царицы Захарьины-Юрьевы: им-то это было очень на руку. Ведь именно их Анастасия была матерью наследника и стала бы при нем регентшей.

Преданный и верный Алексей тоже безропотно подчинился воле государя. Но его отец Федор смотрел на вещи иначе, более зрело. Он понимал, что если царь умрет, то маленький Дмитрий не сможет самостоятельно управлять государством и станет марионеткой в руках различных боярских группировок. И сохранять верность Дмитрию означало бы тогда повиноваться Захарьиным-Юрьевым. Так Адашев-старший и сказал:

«Ведает Бог да ты, государь: тебе, государю, и сыну твоему царевичу Дмитрию крест целуем, а Захарьиным нам Данилу з братиею не служивати; сын твой, государь наш, еще в пеленицах, а владети нами Захарьиным Данилу з братиею; а мы уж от бояр до твоего возрасту беды видели многия».

Того же мнения придерживался и священник Сильвестр. Но если Алексей Адашев был готов присягнуть малолетнему царевичу, то протопоп открыто рассматривал иную кандидатуру: князя Владимира Андреевича Старицкого.

Владимир приходился двоюродным братом Ивану IV и был предпоследним удельным князем на Руси. В отличие от несчастного царевича Юрия, он был вполне здоров и дееспособен, участвовал в государственных делах и успешно подменял Ивана, когда тот пребывал за пределами Москвы, а также годом ранее ходил с царем в поход на Казань.

Так что Владимир Старицкий действительно мог взять на себя бремя царской власти, и не зря Адашевы и Сильвестр посматривали с надеждой в его сторону. Но лишь посматривали! Никакого заговора в его пользу не было.

Иван Васильевич неожиданно для всех выздоровел, но не забыл колебаний Федора Адашева и Сильвестра. И в последующие годы его отношения с семейством Адашевых начали портиться. К священнику Сильвестру царь после своего выздоровления тоже охладел.

Грядущей опале Алексея Адашева способствовала и преждевременная смерть маленького наследника Дмитрия. В мае и июне того же года царь вместе с семьей отправился в путешествие по монастырям, согласно обету, данному им во время болезни. Вместе с Анастасией он посетил Троице-Сергиев монастырь, где встречался со знаменитым Максимом Греком. А когда Иван Васильевич и его супруга возвращались в Москву с богомолья из Кирилловского монастыря, на реке Шексне случилось несчастье.

По одной из версий нянька, неся царевича Дмитрия, шла по специально сооруженным деревянным сходням (видимо, поднимаясь на борт судна, на котором царская семья должна была проделать часть пути). Сходни рухнули, кормилица выжила, а ребенок успел захлебнуться. Почему они вообще обрушились? Загадка. А вот царь, похоже, заподозрил в причастности к случившемуся тех самых Адашевых, которые чуть ранее не слишком-то стремились присягать маленькому царевичу.

Что касается протопопа Сильвестра, то у него упорно не складывались отношения с царицей Анастасией. Им бы подружиться: и тот, и другая были нравственными якорями для царя, старались ради его блага. Возможно, неприязнь царицы к Сильвестру объяснялась влиянием ее родичей Захарьиных-Юрьевых, которые были недовольны его силой и