Флетчер и Славное первое июня - Джон Дрейк

Ибо беседа на этом этапе вечера свернула на торговлю. Эти люди за столом были властителями своего города. Более того, они были представителями великих людей своей страны, тех, кто заседал в Конгрессе и Сенате и вершил судьбы. Но они говорили о торговле. Они говорили о торговле, и о производстве, и о предпринимательстве, и о делах. Это было чудесно. Здесь сидели люди, занимавшие в американском обществе то же место, что знатные лорды, герцоги и графы — в нашем. Но они говорили о торговле, которой ни один британский дворянин не пачкал рук. Более того, некоторые из этих бостонских торговых принцев родились в бедности. Они пробили себе дорогу собственным трудом, и никто не ставил им это в укор! Вы понимаете, что это значило для такого человека, как я? Для человека, рожденного в бедности и сиротстве, чьим главным интересом в жизни была… торговля?

Какие-то могучие, странные и противоречивые мысли бродили у меня в голове, когда я заметил, что слева от меня завязался увлекательнейший разговор. Иезекия Купер и другой купец, по имени Блэр, со смехом пытались произвести какие-то расчеты прямо на столе, обмакивая кончики пальцев в вино. Еще один или двое перегнулись через стол, следя за их действиями. Все они были уже немного навеселе, иначе, несомненно, справились бы с расчетами сами. Я немного послушал, а потом вставил свои пять копеек.

— Нет, нет! — говорил Блэр. — Мой сын должен был отправиться в Кантон в качестве суперкарго, и он должен был продать меха, которые они взяли на северо-западном побережье.

— А, — сказал Иезекия, — но как бы он разобрался с китайцами? Они предлагают смесь монет из дюжины стран. Мойдоры, талеры, испанские доллары и английские соверены. Вы или я могли бы вести счет, но он — нет.

— Да, конечно, — заплетающимся языком ответил Блэр, пытаясь рисовать на полированной столешнице. — Именно это я и имею в виду. Я знал, что мальчишка не сможет считать в разных валютах, поэтому я сказал ему вот что, — и он торжественно постучал по столу для пущей важности. — Я велел ему взвесить золото и дал ему для этого весы и все необходимое. Он должен был привезти золота на сумму четыре тысячи долларов Соединенных Штатов. Это восемнадцать фунтов и девять унций, сэр!

— Конечно, — сказал Иезекия, — проще просто взвесить монеты. Таким образом, нет нужды…

— Но! — перебил Блэр. — Вчера мой сын возвращается домой. И я рад его видеть, после почти двух лет отсутствия, но что он мне говорит? Негодяй говорит, что у него украли гири и весы, и ему пришлось одолжить их у капитана корабля.

— Одолжить что? — спросил Иезекия, теряя нить рассказа.

— Гири и весы, сэр! — нетерпеливо ответил Блэр. — Гири и весы. Вы понимаете?

— Нет, сэр, — сказал Иезекия, — не понимаю.

— Тьфу! — воскликнул Блэр, раздосадованный его медлительностью. — Я дал этому бездельнику ювелирные весы, чтобы измерить золото. Ювелирные! А он использовал какие-то проклятые обычные весы с эвердьюпойсной мерой. Он продал меха за семнадцать фунтов восемь унций эвердьюпойс.

— А! — сказал Иезекия, наконец поняв, и весь стол рассмеялся, когда он подытожил затруднительное положение Блэра. — Так вы не знаете, получили вы прибыль или убыток?

— Нет, сэр, не знаю! — ответил Блэр, сверкая глазами на улыбающиеся лица. — Не узнаю, пока завтра не доберусь до своей конторы и не заставлю клерков все подсчитать.

И тут я вмешался. Как вы хорошо знаете, подобные дела для меня — хлеб насущный, и я очень горжусь тем, что так хорошо в них разбираюсь. Поэтому я был более чем готов влезть и показать этим янки, на что я способен.

— Нет нужды ждать до утра, сэр, — сказал я. — Дело не кажется таким уж сложным.

— В самом деле, сэр? — спросил Иезекия, и все посмотрели на меня, ожидая, что я сделаю дальше. Раздались несколько снисходительных улыбок и бормотание со стороны Купера и его ближайших приятелей. Но мне было на это совершенно наплевать. Я собирался выступить на своей территории.

— Именно так, — сказал я. — Сын мистера Блэра продал свои меха за семнадцать с половиной фунтов золота эвердьюпойсной меры, а мистеру Блэру для прибыли нужно четыре тысячи долларов США. Это верно, сэр? — спросил я у Блэра.

— Да, мистер Флетчер, — ответил Блэр.

— Что ж, сэр, — сказал я, опираясь на годы опыта работы клерком в конторе, — для начала давайте разграничим ювелирный вес, то есть тройский, и эвердьюпойс. Один тройский фунт содержит пять тысяч семьсот шестьдесят гранов, в то время как один фунт эвердьюпойс содержит семь тысяч гранов… как всем известно, — сказал я, оглядываясь. Улыбки исчезли, и бормотание прекратилось. Иезекия рассмеялся. Остальные смотрели с новым уважением. «Так-то лучше, салага!» — подумал я про себя и продолжил: — Теперь, я полагаю, мистер Блэр, ваш расчет, что четыре тысячи долларов равны восемнадцати фунтам и девяти унциям, основывается на Акте Конгресса от третьего апреля тысяча семьсот девяносто второго года, устанавливающем, что один доллар должен содержать двадцать семь гранов чистого золота. (Вы помните, я прочел это в сборнике брошюр в библиотеке Купера, и у меня нет ни малейших проблем с запоминанием фактов такого рода.) — Это, а также тот факт, что вы, естественно, стремились измерить свое золото в тройском весе, который делит фунт на двенадцать унций.

— А! Хм! — произнес Блэр, и в комнате воцарилась такая тишина, что до конца моей маленькой лекции можно было бы услышать, как падает булавка.

— Итак, — сказал я и подсчитал остальное в уме, что для меня детская забава, — предположим, у вас есть семнадцать фунтов и восемь унций золота, эвердьюпойс. При семи тысячах гранов на фунт это дает вам сто двадцать две тысячи пятьсот гранов золота. А это, по курсу двадцать семь гранов за доллар, дает вам четыре тысячи пятьсот тридцать семь долларов и четыре цента… приблизительно, мистер Блэр.

Иезекия и некоторые другие рассмеялись, но Блэр все еще выглядел растерянным, пытаясь уследить за мыслью.