Ворон Бури - Бен Кейн
Я вернулся к делу. Наших косматых коров — бурых, черных и рыжих — можно было отличить от чужих по надрезу на правом ухе, и тралл был с ними. Мы тепло поприветствовали друг друга. Он принадлежал семье еще до моего рождения, и отец хорошо с ним обращался, поэтому он и мог один пасти скот. В округе бродили волки, но было несколько каменных загонов, куда он загонял коров на ночь.
С его помощью и с помощью собак мы отделили двадцать четыре головы и погнали их на более свежее пастбище, немного восточнее. Когда мы закончили, было еще светло. Хорошо было стоять и смотреть, как они пасутся, все двигаясь в одном направлении, как это всегда делают коровы.
— Этого хватит до конца жатвы, а может, и дольше, — сказал я. Тралл ухмыльнулся и кивнул, когда я поделился с ним едой.
— А я — в монастырь. Точнее, в пивную. — Векель отправился в путь, не оглядываясь.
— Нам нужно быть осторожнее, — предупредил я. — Особенно если Горностай там.
— Я его до смерти напугаю. — Векель помахал посохом.
— Это не лучшая идея рядом с монастырем. — Я не хотел объяснять подробнее. Витки, колдунов, боялись и уважали, но многие и ненавидели. Не раз бывало, что взбудораженная толпа линчевала или убивала витки.
— Ладно, — сказал Векель. — Если он все еще там, найдем тихое место для ночлега за пределами поселения. А если нет, не вижу причин не провести приятный вечер в компании друг друга.
— За это я выпью! — Я поднял воображаемую кружку, и он, смеясь, сделал то же самое.
Глава третья
Не обнаружив и следа Горностая, мы сделали все возможное, чтобы осушить пивную. Старый монах не отставал. К тому времени, как мир у меня поплыл перед глазами, я все еще успевал дивиться тому, как его не берет хмель. Векель тоже держался лучше меня и безжалостно подкалывал меня по этому поводу.
Конца ночи я не помнил. И снов тоже не было.
Я проснулся от приятного, скользящего ощущения на лице. Пыль забилась в нос, и я яростно чихнул, отчего моя раскалывающаяся голова заболела еще сильнее. Я открыл глаза. Я лежал на полу, а усатый монах подметал. Конец его метлы снова приблизился.
— Я проснулся. — Слова вышли хрипом, но он остановился. Я облизал сухой, мерзкий на вкус рот. — Который час?
— Недавно звонили к третьему часу. Вам пора вставать. — В его голосе слышались нотки упрека. — Для дела плохо, если вчерашние клиенты все еще на полу.
— С похмелья?
Кряхтя, я перевернулся и сел. Векель уже опирался на прилавок с кружкой в руке. Он отсалютовал мне.
— Опохмелишься со мной?
— Мне нужна вода.
Он рассмеялся.
— Тогда выпей на дорожку!
Если я откажусь, он будет попрекать меня до скончания века; старый монах, кажется, это понял и, отложив метлу, наполнил еще две кружки. Морщась от боли в голове, я встал.
Первый глоток был ужасен, второй — уже не так. Когда полкружки было выпито, я почувствовал себя живее. Конечно, одна кружка превратилась в две, потом в три. Странным образом, Векель за ночь подружился со старым монахом; они хохотали над шутками друг друга и долго говорили о пчеловодстве и пивоварении. Чувствуя себя немного лишним, я без труда объявил, что пора уходить. Часть привезенных мной железных изделий — гвозди, пряжки, булавки и разная мелочь — пошла в уплату за наше вчерашнее пиво и бочонок медовухи, что стоял на прилавке. Мне оставалось только выполнить просьбу Асхильд, и можно было уходить.
Я пошел в церковь помолиться, но Векель остался еще на одну кружку. Когда я вышел, чувствуя неловкость от того, что просил о чем-то Белого Христа, он уже ждал меня с собаками. Мы двинулись по тропе, ведущей на северо-восток, домой.
— Думаешь, сработает? — спросил Векель. — Молитва за твою мать, я имею в виду.
— Кто знает? — Христианская религия с ее понятиями греха и проклятия, с постоянным стремлением заслужить место на небесах казалась мне утомительной. Боги норманнов были коварны и ненадежны, но не было никаких правил, которым нужно было следовать, и никаких обязательств вести себя определенным образом, чтобы не обречь себя на вечные муки.
— Зато Асхильд будет довольна.
— Ради этого я и сделал.
Голова все еще болела, и я был не в настроении для разговоров. Векель, казалось, тоже был не против помолчать, и наступила приятная тишина. Не считая нескольких слов, когда мы останавливались утолить жажду у ручьев, она продолжалась до тех пор, пока мы не приблизились к Линн Дуахайллу. Точнее, до тех пор, пока я не увидел столб дыма, поднимавшийся к небу над поселением. Слишком большой для очага или кузнечного горна, он был и слишком ранним для костров в честь середины лета.
— Видишь?
От Векеля не последовало быстрой шутки, как я мог бы ожидать. Я бы поклялся, что услышал, как он прошептал: «И вот началось».
По коже пробежали мурашки. Я поставил бочонок с медовухой.
Мы перешли на бег, который скоро превратился в спринт. Мадра и Ниалл, решив, что это игра, тоже понеслись вперед, покусывая друг друга и перебегая нам дорогу.
У вала стало ясно, что дым идет от нашего длинного дома или рядом с ним. Лица тех, кого мы встречали, говорили о многом. На бегу я кричал:
— Мой отец, Асхильд — они в порядке?
— Асхильд немного ранена, — крикнул муж старой Инги. — Могло быть и хуже.
К моему страху примешалось недоумение, но, отчаянно спеша домой, я не сбавил шага.
— А мой отец?
— Он еще жив.
«Еще», — подумал я, и тошнота подступила к горлу. Пожалуйста, нет. Я прибавил скорости, словно это могло изменить то, что я найду.
Гуннкель Лысый, чей длинный дом стоял в пятидесяти шагах от нашего, поднял руку в печальном приветствии.
— Рагнфрид с ним. — Это была его жена, знавшая толк в травах, та, что сделала все возможное для моей матери в ее последние часы.
— Что случилось? — крикнул я.
— Приходили воины из клана Холмайн.
«Странно», — подумал я. Клан Холмайн был сюзереном Уи Хонайнг, правителей этих земель, и у них не было особой причины посещать Линн Дуахайлл.
— И?