Наши заповедники - Георгий Алексеевич Скребицкий
— На этих самых.
Я стал присматриваться к земле и тоже нашел несколько орехов. Некоторые из них были еще одеты в растрескавшуюся зеленую шкурку.
Признаюсь, до этого я и не знал, что грецкий орех растет не открыто, как наш лесной, а заключен в виде крупного зерна в зеленоватый плод, немного похожий на грушу. К осени сам плод засыхает, лопается, и орех, падая вместе с ним на землю, обычно выскакивает из своей оболочки. Только некоторые, еще не дозревшие плоды падают на землю не треснув и не освободив заключенного в них зерна.
А вот и еще какие-то орешки лежат несколько поодаль, среди опавшей листвы. Они гладкие темно-коричневые, немного похожие на наши лесные. Тут же валяются треснувшие серо-зеленые шкурки, из которых выскочили орехи. Шкурки снаружи покрыты длинными колючками и похожи на маленьких ежиков.
Я взглянул вверх, чтобы узнать, с какого дерева нападали эти орехи.
Дерево было большое, старое. По листьям я сразу узнал: каштан.
В этом году был хороший урожай каштанов. Это-то и привлекала сюда много медведей.
Фруктовые деревья и грецкие орехи растут преимущественно по долинам, а каштаны, так же как бук и граб, поднимаются высоко в горы.
Первая задача нашего путешествия и состояла в том, чтобы найти в горах среди леса такое место, где растет много каштанов. Сюда обычно выходят медведи на кормежку. Там мы их и должны были караулить.
Мы прошли еще немного вдоль реки и свернули в гору. Для меня начался самый мучительный путь.
Наконец, когда я уже начал выбиваться из сил, Иван Тимофеевич неожиданно сел на сваленный бурей ствол и молча поманил меня к себе.
С большим трудом добрался я до него и в полном изнеможении опустился рядом.
— Видите? — тихо сказал мой товарищ, когда я немного отдышался.
И он указал рукой на землю.
Там среди опавшей листвы виднелись пустые шкурки каштанов. Местами листва была перерыта; видимо, кто-то здесь копался.
— Это медведь кормился, — так же тихо сказал Иван Тимофеевич. — Здесь его и будем караулить. Один сядет тут, а другой — повыше, вон у того бука. Там трона есть. Где хотите сидеть?
Я взглянул вверх. До бука нужно было взбираться по крутому склону еще метров тридцать.
— Можно, я здесь останусь?
Товарищ кивнул головой и взял из рук мое ружье. Собственно, оба ружья были его, только одно из них он дал мне на время охоты.
Иван Тимофеевич достал из заплечного мешка электрический фонарик, в виде короткой трубки с выпуклым стеклом на верхнем конце, и ловко прикрутил фонарик сбоку к ружью.
— Как заслышите, что зверь совсем близко подходит, — пояснил он, — нажмите кнопку. Фонарь сразу его осветит. Стрелять легко. Только подпускайте как можно ближе, метров на пять. Стрельнете — и за дерево. Раненный, он часто на свет кидается. Прячьтесь за ствол. Проскочит мимо — тут уж не зевайте, бейте со второго.
Признаюсь, от всех этих наставлений и предостережений у меня мороз побежал по коже. Я и раньше охотился на медведя, но только на берлоге. Там все было куда проще; главное, — стрелять приходилось днем, а тут ночью, при свете фонарика, да еще совсем рядом, в упор.
Стыдно сознаться, но я подумал: «Хорошо, если бы зверь вышел на Ивана Тимофеевича. Тот ведь уж опытный, а мне бы для первого раза и поглядеть довольно». Однако делать было нечего — ведь сам напросился на охоту. «Ну, будь что будет…»
Иван Тимофеевич приделал такой же фонарик и к своему ружью и не спеша полез вверх по откосу.
Усевшись поудобнее у корней старого каштана, я осмотрелся по сторонам. Я был на крутом горном склоне, поросшем старыми буками и грабами. Передо мной сверху вниз шла неглубокая лощина; по ней росли каштаны. Весь лес кругом был старый, тенистый. Многие деревья от старости упали на землю; вокруг них густо разросся рододендрон.
Было совсем тихо. Только откуда-то снизу доносился монотонный шум реки. Но он был настолько однообразен, что вовсе не нарушал общую тишину, — наоборот, даже казалось, что это от напряжения не то звенит, не то шумит в ушах.
Изредка, стуча по веткам, шлепался на землю упавший каштан, да где-то в лесу раздавался крик сойки.
Солнце закатилось за гору, и начало быстро темнеть. Стало заметно свежее; дневной жар сменился какой-то неприятной, пронизывающей сыростью.
С наступлением сумерек лес будто очнулся и начал жить таинственной ночной жизнью. Какие-то смутные шорохи слышались то тут, то там в опавшей листве.
При каждом шорохе я невольно стискивал в руках ружье и еще зорче всматривался в синеватую вечернюю мглу. Но шорох стихал, и кругом снова наступала чуткая, настороженная тишина.
Совсем стемнело. Уже нельзя было различить стволы ближайших деревьев.
И вдруг среди наступившей тишины я ясно услышал легкий треск сучьев. Все ближе, ближе… Сомнения не было — зверь шел прямо ко мне.
«Подпусти метров на пять и нажми кнопку…» — казалось, шептал кто-то в самое ухо. Что же, пора или еще нет? Я хотел заранее нащупать кнопку фонаря и не мог: от волнения пальцы не слушались.
Внезапно хруст сучьев и шум листвы прекратились. Теперь больше ин единый звук не выдавал присутствия зверя. Но ведь я знал, знал наверное, что он стоит где-то совсем близко в этой сырой, непроницаемой темноте. Может, готовится прыгнуть, схватить?
Чем дольше продолжалось напряженное ожидание, тем становилось все более и более жутко. Я сдерживался изо всех сил, чтобы не шевельнуться, не нарушить этой зловещей, подстерегающей тишины.
«О-ох!» — раздался вдруг какой-то жуткий, глубокий вздох. И вновь затрещали сучья, но уже где-то в стороне от меня.
Признаюсь, в эту секунду я почувствовал огромное облегчение: зверь пошел вверх по откосу. Но уже в следующий момент охотничья страсть победила страх, и я был готов отдать все на свете, чтобы медведь вновь повернул ко мне.
А треск сучьев и шум шагов слышались все дальше, уходя куда-то в гору.
Вдруг там, на горе, вспыхнул свет — будто вырвал из темноты ствол дерева и возле него что-то темное, живое. В тот же миг грохнул выстрел.
Раздался оглушительный рев. Зверь метнулся вперед. Фонарь погас. И я услышал наверху в темноте какую-то возню. Вниз ко мне полетели камешки и земля.
«Задушил, загрыз! — мелькнула мысль. — Что же теперь делать?» — Свети, свети! — Неожиданно послышался сверху отчаянный крик. «Светить? А чем? Где спички? Ах да, фонарь!»
Я поднял его вверх и нажал кнопку.
И вот в луче света друг