Фасциатус (Ястребиный орел и другие) - Сергей Александрович Полозов
«2 февраля. Погода вдруг как в Москве — липкий снег. Отпустил студентов на теплых источниках на Пархае в свободный поиск, побродить по ручью, поискать лягушек. Сам сел смотреть птичек. Дети дуремарили с большим энтузиазмом, после чего я и их засадил на стационарные наблюдения за маскированными трясогузками, поджатыми холодом и снегом к теплым ручьям.
Через два часа народ задубел, но старательно наблюдает и надиктовывает наблюдения на магнитофоны в трех разных местах. Рыжий обмотан несколькими шарфами, выглядит как недобитый француз. Лязгая от холода зубами, подходит ко мне:
— Се-е-ергей Алекса-а-андрович, вот я у-у-ж совсем скоро умру-у-у, поэтому скажите мне правду: вот это, что мы-ы-ы сейчас делаем, это кому-у-у-нибудь н-у-ужно? На с-с-сколько метров т-т-трясогузки перелетают, когда деру-у-утся и с какой частотой клю-ю-ют в траве?
— Рыжий, идите работать, не оголяйте научный фронт; не говоря о том, что вы подаете плохой пример. Или вы хотите, чтобы я подумал, будто вы усомнились? Чего трясетесь так? Носки в сапогах сухие?
— Сухие, но шерстяных нет.
— Ё-моё, студент, а о чем ты думал, когда выходили? Я сколько раз повторил! Мне что, лично проверять, застегнул ли ты штаны?
— Забы-ы-ыл надеть.
— А что я твоим родителям скажу? Что ты замерз у меня на руках в субтропиках?! Вот мои запасные, чистые; надевай немедленно! Детский сад…
Через час выяснилось, что мужики, лопухи, оставили дома и весь дневной перекус. Так что вместо обеда курили, стоя кучей в ручье (вода +27 °C), но домой вернулись, как всегда, в обычное время, и по дороге никто не роптал (просто решили забывчивых дневальных казнить какой-нибудь мучительной азиатской казнью)».
«5 февраля. Обнаружив, что Стас вдруг стал в редкое свободное от экскурсий время удаляться поздно вечером слушать птичек с первокурсницей Мариной, я вызвал его в свой «кабинет» (в его же комнату) и доходчиво объяснил, что птички ночью не поют и что ежели что, то я ему, дембелю, ноги выдерну.
Стас вытянулся по стойке смирно, преданно выпучил глаза и заорал что-то обычное, типа: «Ваше благородие, не побрезгуйте в морду вдарить!»
(Сейчас у Стасика с Мариной черноглазый сын-подросток, разбирающийся в компьютерах уже лучше самого Стаса. Многие из той моей первой группы тоже давно уже нарожали детей; трое — кандидаты наук, а скоро, глядишь, и докторами станут, — красота!)
Дубонос
Дракон взвыл от боли так, что все вокруг задрожало…
(Хорасанская сказка)
«7 февраля. …Поймали со студентами паутинной сетью дубоноса. Птичка — всего ничего, с большого воробья, а клюв карикатурно непомерной толщины: чтобы косточки от ягод щелкать и крепкие семена лущить. Недооценил я это чудо природы.
Истошно вопя, пока я его выпутывал из сетки, и с ужасом глядя на меня золотистыми глазками, дубонос цапнул мой палец мертвой хваткой, как плоскогубцами, я аж взвыл.
Студенчество с таким участием принялось меня жалеть и выражать сочувствие («Сергей Александрович, вам пальчик перевязать не надо?», «А вы уверены, что не нужны уколы от бешенства?..», «А может быть, вашей жене пора позвонить?..»), что сразу было видно: ликуют, что не одним им от меня страдать, но что и мне досталось. Хотя бы от птицы… Классный шнобель».
«Курица — не птица»
Один из муджнабадцев, видя, с каким рвением мы коллектируем птиц, принес нам для препарирования несколько петухов, предполагая, что эта птица в России отсутствует…
(Н. А. Зарудный, 1916)
«20 декабря. …Пишу сейчас, а черная курица под окном уже минуты две с каким-то не птичьим упорством охотится за слетающими с забора на землю воробьями. Во ведьма. Кидается на них, как стервятник. Ну и куры у Муравских. Да еще и летают, как тетерева. Тыр-тыр-тыр — и пошла… Диких генов у них больше, что ли?
Куры достали своей бестолковостью. Ловлю около дома для мечения черных дроздов; поставил лучки в тех местах, где они обычно кормятся. Заметив активно клюющих с земли дроздов, дубоносов или малых горлиц, курица кидается на них, как цербер, разбежавшись метров с трех; вспугнув, стоит потом бестолково на том месте, откуда они взлетели, и внимательно высматривает на земле: что же они клевали?
Петух, завидя такое, по-хозяйски подходит, проверяя, не нашла ли пеструшка там чего, что можно разделить с остальным гаремом? Вышагивает степенно, задирая ноги, но при этом бездарно задевает настороженную нитку на лучке, который срабатывает, сильно поддавая ему под хвост. Разоравшись так, словно ему уже отрубили голову, и отпрыгнув на метр, пострадавший пыжится, «как петух», вызывающе глядя вокруг и не понимая, кто и за что ему поддал; при этом он наступает на соседний лучок, опять получает по боку с другой стороны и вновь отскакивает, роняя перо.
Я выхожу вновь насторожить лучки и обещаю истошно квохтающему петуху, что попрошу Игоря отправить его в бессрочную командировку. В суп или в плов».
Детям до шестнадцати
Я же, едва завидев тебя, почувствовала, что в сердце моем возгорелся любовный пламень…
(Хорасанская сказка)
«4 февраля. …Привез студентов в легендарное заповедное ущелье Ай-Дере. Место уникальное по всем параметрам: дикостью, удаленностью, еще сохранившимися остатками былого гирканского великолепия растительности и живности. Масштаб не передать. И плюс, первое, что сразу увидели, — спаривание беркута.
Самка с удивительным криком, по тональности и структуре похожим на рюмление зяблика, только намного громче, села на вершину невысокого деревца в ста пятидесяти метрах от устроенного на скальном обрыве гнезда. Подлетевший через две минуты с набитым после охоты зобом самец сразу сделал сидку; спаривались четыре секунды, а потом самец уселся на том же дереве в метре от самки. Потом он молча спланировал вниз по ущелью, а потом и самка вслед за ним.
Наблюдение теоретически обычного, но от этого не менее загадочного таинства приводит студентов в полный восторг. Обсуждать увиденное мы будем весь вечер, а вспоминать — много лет».
«4
