Нефритовая лиса - Крис Велрайт

Она чувствовала это почти телесно, как будто за плечом стояла тень и медленно склонялась к её уху, выдыхая горячим дыханием слова, которых она не слышала, но знала смысл.

Обернись!

Каждый новый шаг давался труднее, а голова едва не поворачивалась сама.

— Вперёд, — прошептала она себе, но собственный голос прозвучал чужим, тихим, будто донёсся издалека.

Что-то в темноте сбоку продолжало двигаться. Там точно кто-то был — дыхание, шорох, слабый свет, как от углей, которые тлеют в ночи. Оно звало её всё настойчивее, и Ицин уже не знала, что сильнее: страх или желание.

Она прикусила губу так, что почувствовала вкус крови, и сделала ещё шаг.

По левую сторону мелькнуло движение. Что-то резкое, быстрое. Такое внезапное, что Ицин остановилась и вздрогнула. Она на мгновение забылась и непроизвольно глянула через плечо.

В тот же миг в лицо ударил резкий ветер, смешанный с солёными брызгами. Он был таким сильным, что перехватило дыхание. Послышался оглушительный шум волн и перед ней вдруг открылось море. Огромное, бушующее, тёмное, как чернила. Его волны с грохотом вздымались и разбивались о невидимый берег. Одна особенно сильная волна взметнулась и окатила её белой пеной, обдав ноги.

В бурлящем потоке она заметила движение: тела, множество тел. Суставчатые, длинные, полные изгибов. Они скользили под поверхностью, ныряли, исчезали и вновь выныривали. Глаза были круглые, пустые. Пасти, обрамлённые шипами. Животы, блестящие в воде, как шлифованный металл.

От них веяло древним, холодным ужасом. Будто Ицин оучтилась в страшной сказке, что ей рассказывала на ночь мать.

Существа не нападали. Они просто смотрели. А потом начали подплывать ближе. Одна за другой, головы, похожие на рыбий череп, взлетали над поверхностью. Они задирали носы, шумно выдыхали, и с хрипом выплёвывали воду, чтобы вновь судорожно втянуть воздух. Затем все одновременно начали оглядываться, водить головами, будто что-то почуяли. Ицин почувствовала, как их внимание медленно направляется к ней.

В груди сжалось. Она приложила ладонь ко рту, боясь не сдержаться и издать звук, и резко отвернулась.

В ту же секунду всё исчезло. Брызги, рев моря, шум дыхания существ умолкли. Только тишина. И перед ней снова была чешуйчатая дорога, уходящая куда-то вперёд, в глубину света и теней.

Ицин пошатнулась, ощущая, как дрожат ее ноги. Она жадно втянула воздух, тот был сухой, тяжёлый, но без запаха соли.

Повезло? — мелькнула мысль. — Или шаманка была не права, пугая меня запретом смотреть по сторонам? Что, если она тоже лгала, как и все остальные? Что, если она что-то утаила от нее?

В груди зарождалось странное чувство — жгучее любопытство и желание нарушить любые правила. Казалось, в ней распахнулась дверь, за которой копились все тайные порывы, что она долгие годы прятала от самой себя.

Желание взбунтоваться. Все несказанные слова, вся злость и обиды, которые она привыкла проглатывать: на родителей, видевших в ней лишь тень их рода; на брата, которому было дозволено всё; на Белый Лотос, что учила её смирению. Всё это поднялось разом, хлынуло, как пламя, охватывающее сухую траву.

В ней бушевала буря: новая, странная, непривычная, но упоительная. И она давала силу.

Ицин почувствовала, что может всё. Что ей подвластно любое движение, любой выбор. Что нет никого — ни духов, ни людей, — кто заставил бы её встать на колени и покорно принять свою судьбу.

Она вновь двинулась вперёд, но теперь с высоко поднятой головой. Чувствовала, как тропа под её ногами снова зашевелилась: существо, на чьей спине она шла, терпело её присутствие, но Ицин казалось, что даже это странное создание подчинится ей, если она того пожелает. Как и всё остальное: в её жизни, в её судьбе, в этом мире.

Вокруг снова сгущались тени, нависая с обеих сторон, а впереди, вдали, всё ещё горели огни костров. Их мерцающий свет делал её шаги увереннее, внушал странное чувство: там, впереди, есть что-то понятное. Более живое. Более земное. Ицин старалась сосредоточиться на этом свете, но в груди росло неудержимое любопытство.

Где я? Что это за тропа? Что за змея, по чьей чешуе я иду? Почему море было так близко, а теперь исчезло, словно его и вовсе не существовало?

Мысли ударяли одна за другой.

Что от меня скрывала шаманка? Почему мать никогда не рассказывала о таком?

Она чувствовала, как внутри просыпается новая догадка, пьянящая, как вино.

А если всё это не проклятие? Если дело не в наказании, а в особом пути? Может быть, я не жертва, а избранная? Может быть, мне уготовано не унижение и смерть, а великое будущее?

Эта мысль вспыхнула и озарила всё вокруг ярче костров. Она шла по тропе уже не как пленница, а как та, кто сама идёт навстречу своей судьбе. Теперь она сама будет принимать решения. И как только что-то вновь мелькнуло за ее плечом, она без страха развернулась. И вновь мир обратился в новую картину.

Тропа исчезла. Под ногами оказался узкий хребет, покрытый камнями, острыми, как осколки. Вокруг не было ни леса, ни огней, только высокие горы, уходящие в серое, мутное небо. Вниз вела бездонная пропасть, а снизу поднималась мглистая метель, густая и слепая.

Снег хлестал в лицо, обжигая кожу ледяными иглами. Ветер был порывистым, бешеным, и в его завываниях прорывался всепоглощающий вой: протяжный, глухой, ужасающий.

Место, в которое она попала, не было похожим на мир, из которого она пришла. Здесь всё было слишком ярко. Свет от снега резал глаза, хотя солнца не было. Всё утопало в тумане, в снежной круговерти, в бесформенном, тяжёлом ожидании.

Ицин прикрыла глаза от снежной пелены. Но ощутила, что она здесь не одна. Не видно, но ощутимо чьё-то горячее дыхание. Оно приближалось медленно, как будто невидимая пасть наклонялась всё ближе, тянулась к шее.

Внезапно вся ее торжествующая сила исчезла, и она вжала плечи в себя. Ицин отступила назад, едва удержав равновесие, но ветер налетел с силой, толкнув её в грудь, будто хотел сбросить в пропасть. Порыв был таким мощным, что дыхание перехватило, грудь сжалась, в глазах потемнело.

Крупицы уверенность разбились и вернулся страх. Не привычным холодным уколом, а обрушился целой лавиной. Ицин широко раскрыла рот, хватая рваные глотки воздуха, словно тонула в ледяной реке. Лёгкие горели, каждое дыхание давалось с трудом, и от этого паника лишь нарастала.

Она опустила взгляд, надеясь найти