Знак Огня - Артём Сергеев

Тем более что и дверь у нас была мощная, настоящая, не профанация какая-то, весила она килограмм двести, так много в ней было металла, и висела она на усиленных косяках, не прорубишься, и замки в ней были высшего класса, взломостойкие да высокосекретные, с солидными ключами, так что почему бы и нет, закрывать так закрывать.

Вообще Алина озаботилась защитой, странно даже, ведь у нас, на втором этаже, на первом-то магазин был, в который я сейчас и зайду, так вот, у нас, на втором этаже, в окнах были решётки, и балкон тоже был зарешёчен, у единственных из всех в нашей двухэтажной сталинке.

Она ещё, помню, что-то делала с ними, с этими решётками и дверью, вот только я не видел что, потому что она на это время попросила меня посидеть в ванной спокойно, не мешать ей, на что я, пожав плечами, подчинился.

Сидел, помню, на краешке ванны, ничего не видел, как они и просила, слышал только какой-то странный рифмованный шёпот, чуть ли не завывания, чуял слабый запах едкого, неприятного дыма, как будто вонючую аромапалочку зажгли, да и всё на этом, получаса не прошло.

А, и ещё, если присмотреться, на двери были едва заметны следы каких-то рисунков, каких-то фигур, как будто их сначала нарисовали, а потом стёрли, но не усердствуя стёрли, вот и все результаты, ничего особенного, разве что получилась у нас, действительно, наша квартира — наша крепость.

Вообще, в своё время, я думал если и не о центре, то хотя бы о новых домах, с нормальными подъездами и ремонтом, в людном, хорошем районе, поэтому удивился, когда мы выбрали именно эту квартиру, но жене моей почему-то было очень важно, чтобы мы жили именно здесь, на отшибе, в кругу нескольких таких же сталинок, да в окружении старого частного сектора.

То ли жил тут кто-то такой до нас, очень важный для неё, то ли само это место было нашёптанное да замороченное, я не вникал, да и зачем мне это? Квартира как квартира, хорошая даже, сталинка же, и потолки высокие, и окна большие, и соседей мало.

Район, правда, был не очень, много в нём было потомственной гопоты и всяких прочих других осколков заводских трудовых и сидельческих династий, но люди ведь, такие же, как я, да и Алина их не боялась, а вот они её почему-то — очень даже, вот я и не переживал, когда она задерживалась где-то за полночь.

Под эти мысли я выкинул пакет в мусорный контейнер, распугав кошек, да быстрым шагом направился в магазин под нашими окнами, время поджимало, мне ещё на остановку бежать.

В магазине было пусто и слава богу, продавщица Зина была, баба Маша была, соседка наша из частного сектора, да какой-то мелкий пацан, что тёрся у витрины со жвачкой и шоколадками, всё тёрся и никак не решался что-то купить, вот и все сегодня посетители.

Я сразу, со входа, поздоровался со всеми одновременно, да сделал бабе Маше знак рукой, что, мол, за вами буду, выбирайте спокойно, не торопитесь. А ещё я неожиданно даже для самого себя улыбнулся бабе Маше по-доброму, радостно так улыбнулся, как своей, как будто поделиться чем-то хотел, хотя, и я это знал доподлинно, она ненавидела мою жену до нервной дрожи, да и Алина относилась к этой крепенькой старушке не лучше, но почему-то с явной опаской, и вообще их отношения напоминали вооружённый до зубов нейтралитет, как у двух самых здоровых кабысдохов на районе, которые всё следят друг за другом, скаля зубы, но всё никак не решаются подраться, ибо чревато.

— Ух ты! — вдруг во весь голос произнесла баба Маша, глядя мне прямо в глаза, заинтересовал я её всё же своей улыбкой, — никак, попускает дурака?

— Ещё чего, — за меня ответила ей Зинка, разбитная продавщица лет тридцати пяти, может, больше, может, меньше, уж очень она всегда была сильно наштукатурена, не поймёшь, когда синяки замазывает, а когда для красоты старается. — У этой стерляди не забалуешь!

Голос её сочился презрением ко мне, я удивился даже, с чего это она, ведь ни одного плохого слова или взгляда от меня в её сторону не было, но вместо меня её сбрила баба Маша.

— А я вот скажу Алинке, — с удовольствием произнесла она, глядя мгновенно сбледнувшей с лица Зинке прямо в забегавшие глаза, — как ты тут умничаешь за её спиной. Вот потеха-то будет! А? Сказать? Или не надо?

— Не надо, — засуетилась за прилавком Зинка, — и вообще, молодой человек, вы выбирать-то будете? Или мы вас тут все дружно подождём, пока вы уже что-нибудь сообразите?

Я глянул на бабу Машу, ведь она первая в очереди у прилавка, но та кивнула мне, мол, давай, говори, я-то никуда не тороплюсь, я больше так, поболтать зашла, и сделал шаг вперёд, выбирая.

— Круглый дошик, — попросил я, — красный только. Потом батон, вот этот, свежий. Майонез маленький, пачку чая в пакетиках, рафинада коробку. И пакет.

На стеллаже за спиной Зины лежала ещё всякая печёная сдоба, пирожки там были, сосиски в тесте, мини-пицца, но их брать я не решился, хоть и хотел, уж очень они выглядели помятыми и блеклыми, а жаль.

Продавщица быстренько пошвыряла на прилавок всё то, что я заказал, сделав ошибку лишь раз.

— Это не то, — сказал я, двигая в её сторону лапшу быстрого приготовления, — это другая. Она цилиндрическая, а мне нужна вон та, подороже которая, у неё коробка на большую тарелку смахивает, ну, или даже на котелок. Замените, пожалуйста.

— Так и говори! — вызверилась на меня Зинка, забирая одну лапшу и швыряя в мою сторону другую, которую я и просил. — А то умные все! Цилиндрическая, надо же! Не по скусу нашему оленю цилиндрическая, оказывается!

Зинка вообще никогда не выбирала слова в общении со мной, но так было не всегда, сначала-то она была вежливая, даже улыбалась, заглядывая в глаза, потом почему-то потихоньку, день за днём, обнаглела, но я старался не обращать на это внимания, тем более что все мои попытки как-то спокойно с ней поговорить разбивались о её желчные, торжествующие смешки и результата не давали, а поступать