Кингс Хайвей - Роман Зинзер

Все мои ночные соседи по вокзалу тут же приводили свои боевой дух и мысли в порядок. Кто-то из них попросил протянуть удлинитель, чтобы воткнуть туда зарядки для телефонов. Некоторые уже фотографировались друг с другом на память.

До дома я дошел без приключений, хоть и поблуждав какое-то время. По дороге попадались растерянные дядьки в огромных капюшонах, с лопатами и широкими досками под колеса машин и русские бабушки, матерящие последними фразами мэра и власти города, утверждающие, что раньше было все лучше в Америке. И что сейчас американцы совсем охренели и не желают работать и чистить нормально дороги. Им, бабушкам, наверно, виднее. Они давно здесь живут на пособиях.

***

Ненавижу по утрам умываться. Очень холодно. Зубная паста дерет ментолом язык. Какой идиот придумал добавлять в зубную пасту эту хрень? Почему нет пасты со вкусом сладкого чая?

Я же вам рассказывал, где живу? Так вот, помимо прочих радостей вроде моего лендлорда Марии Михалны, оказалось, что у нас дома живут клопы. В бюджетном Нью-Йорке с этим вообще большая проблема. Эти постельные твари обитают в квартирах, в швах мягкой мебели и под ковролином. Сколько раз я видел выброшенные матрасы, которые выглядели как новые. Это все клопы. Кинотеатры закрываются, так как местные жители туда больше носа не кажут, чтобы не цеплять эту дрянь с сидений к себе на одежду. А если принес ее в дом, то лучше съезжать решительно. Или травить, но выйдет это в тысячу долларов.

Дома эти твари кусают меня одного, кровать Юры в двух метрах, но он храпит как ягненок, а я схожу с ума по ночам от бессонницы из-за постоянного чувства, что по мне кто-то ползет. Но в конце концов засыпаю и каждое утро встаю в зудящих волдырях, за ночь расчесанных мной до отека. Ладно, что лицо пока не жрут, но зато теперь приходится гладить утюгом рукава моих двух рабочих ресторанных рубашек. Я раньше не гладил, закатывал, а сейчас с такой шелудивой фигней на предплечьях с закатанными уже не походишь. Сначала нос, теперь руки.

− Ты уходишь из дома когда? – спросил я Юру, перебрасывая в ладонях флакон дихлофоса.

– Ты не убьешь их всех этим. Скажи лучше Марии, пусть она bug-борцов вызывает, – произнес Юра и ушел в туалет.

Я заметил еще раньше, что он не очень мне верит насчет клопов. Наверное, думает, что я просто схватил какую-то заразу и стесняюсь этого. Скотина! Его ж не кусают.

– Я в «Википедии» прочитал, что их можно потравить тем, что в этом баллоне, но надо окна и двери закрыть и уйти часа на четыре, – сказал я ему через дверь туалета, – и на следующий день повторить. И еще повторить.

Юра из туалета лишь мрачно хмыкнул.

– Я пойду все забрызгаю там у нас, – добавил я.

– Дай мне сначала на работу уйти, – ответил Юра за дверью. Он, судя по звукам, решил принять душ. Все удобства у нас были смежные.

– Я где-то слышал, что домашние тараканы поедают постельных клопов, – сказал он, вытирая себя полотенцем. – Ты бы хоть одежду собрал, прежде чем брызгать. Вонять будет.

– Давай разводить тараканов. А вещи пусть тоже напитаются; на войне, вообще, шмотки от вшей на костре обжигали. У нас тоже война, – ответил я.

− Тараканы у нас уже есть, ты сам знаешь, они с клопами, видимо, дружат. Семьями. Еду делят.

– Тараканы людей не едят, за что я даже начинаю любить их. Кстати, я на твоей кровати сегодня сплю: она у тебя «клопоустойчивая». Или ты сам какой-то отравленный, – сказал я.

– Да пожалуйста! Ты завтракать будешь? – спросил Юра.

– Нет, мне и так тошно.

– Тогда я займу кухню французский учить.

Юра постоянно что-то изучает или строчит на компе эпистолярное наследие, и не как я раз в две недели кропаю в вот этот самый вордовский файл, а упорно, изо дня в день привлекает внимание потомков. То языки долбит, причем, как я понял, каждый день новые, то стихи пишет.

У него на столе постоянно какие-то бумажки с начерканным текстом, ручки, флеш-карты, блокноты. Я что-то читал: полный бред, конечно, но я субъективен, я, наверно, завидую. Он нормальный сосед, у меня будут соседи похуже. Вот только если бы он еще говорил меньше и реже убирался в квартире. Его вечный кипеж меня раздражает.

Немного жаль, но от него я скоро съеду. Решение было принято, как только я узнал про клопов. Ясно ж, что дихлофос им что дробина слону. В переезде есть и вторая радость: у меня, наконец-то, будет отдельная комната. И еще я кину нашу хозяйку Марию на всю не выплаченную мной коммуналку за три недели. Ужасно приятно!

Вчера я уже ходил смотреть свою будущую комнату. Дорого, пятьсот долларов в месяц плюс пятьсот депозита, но от домашних насекомых надо бежать. Квартира находится в полуподвале трехэтажного частного дома с совсем незаметным окном пятьдесят на сорок сантиметров и темно-голубыми стенами. Какой молодец допетрил до такого дизайна? Из мебели только двуспальная койка и тумба под телевизор. В гостиной есть стол, диван и два табурета, там же расположен отсек кухни с занимающим половину прихожей холодильником. Стены картонные.

В моем новом логове будет даже темнее, чем в этом. Тут все окна выходят в мрачный двор-колодец. На работе, я уже говорил, тоже нет окон, и метро в основном идет под землей. Воздух и небо становятся роскошью.

***

С комнатой мне помогла моя одногруппница по школе английского Лена: ее соседка по подвалу уезжала обратно в Россию, и ей за неделю надо было найти нового съемщика. Или платить полную сумму за квартиру. После осмотра Лена отправила меня пообщаться с хозяином подвальчика.

Хозяина звали Лев. Он был ленинградским евреем, очень дельным, немногословным; своим низким голосом он ронял фразы как блины от штанги на пол. Ему было лет семьдесят, он до сих пор работал инженером в нью-йоркском метро.

− Посмотрели? Понравилось?

– Да, все хорошо.

– А переезжаете почему?

– Стал получать больше. Могу себе позволить собственный угол.

– Я понял. Пятьсот долларов и пятьсот как залог. Никакой своей мебели, матрасов, подушек, – Лев явно был в курсе ситуации с бруклинскими паразитами. – И без алкоголя и вечеринок, здесь спальный район – пенсионеры и дети живут.

– Вот пятьсот, и завтра еще пятьсот, – я вытащил из конверта пять мятых франклинов.

– Тогда welcome, – тяжело выпустил последнюю фразу Лев. – Вот ключ.

После общения я спустился в