Южный полюс - Руал Амундсен
Считанные дни остались до сочельника. Особенно не размахнешься, но хотелось бы отметить праздник в той мере, в какой это позволяла обстановка. Значит, надо в сочельник поспеть к складу, чтобы отпраздновать Рождество кашей. Накануне сочельника мы убили Крапчатого. О нем никто не горевал, этот пес из упряжки Хасселя всегда отличался строптивостью. В своем дневнике я читаю следующие слова, записанные в тот же вечер: «Сегодня вечером убит Крапчатый. Он отказывался тянуть, хотя выглядел вполне здоровым. Скверный характер. Будь он человеком, он начал бы с исправительного дома, а кончил бы в тюрьме». Крапчатый оказался довольно жирным и был съеден с явным удовольствием.
Наступал сочельник. В восемь часов вечера 23 декабря, когда мы выходили, погода была неустойчивая: то нахмурится, то прояснится. До склада было недалеко, и в полночь мы вышли к нему. Было тихо и тепло — чудесная погода, можно спокойно наслаждаться сочельником. Мы сразу разобрали склад и распределили груз на двое саней. Вистинг — дежурный кок — заботливо собрал в мешочек все крошки от галет. В палатке этот мешочек хорошенько поколотили и помяли, и получился порошок, из которого, добавив сухого молока, Вистинг приготовил превосходную рождественскую кашу. Вряд ли кто-нибудь дома ел ее с таким удовольствием, как мы в нашей палатке в то утро. Одна из сигар Бьоланда окончательно настроила нас на праздничный лад.
В этот день мы отметили еще одно большое событие: отряд снова достиг вершины плато. Через два-три дня мы начнем спуск, а там выйдем на барьер и почувствуем себя совсем нормально.
До сих пор мы во время очередного перехода делали один-два привала, давая отдых себе и собакам. В сочельник мы перешли на другой распорядок, покрыли все 28 километров без остановки. Нам так даже было лучше; кажется, и собакам тоже. После привала трудно было снова трогаться в путь, суставы не гнутся, да и лень одолевает — пока еще разомнешься.
Двадцать седьмого мы в отличном темпе миновали 88° южной широты, держа курс на север. Снег здесь с прошлого раза явно подвергся действию сильных солнечных лучей; он был буквально отполирован. По этой полированной глади мы катили словно по льду, с той лишь существенной разницей, что собаки здесь не скользили.
На этот раз мы уже на 88° южной широты увидели горы. Нас ожидал большой сюрприз: это явно был виденный нами ранее могучий хребет, но теперь он простирался значительно дальше на юг. День был ослепительно ясный, видимость, по всем признакам, — отличная. Вершина поднималась за вершиной, хребет тянулся к юго-востоку, теряясь вдали. Судя по цвету неба, он продолжался за пределами видимости. Мне кажется несомненным, что эта горная цепь пересекает весь антарктический континент[24].
Вот вам прекрасный пример того, как в этих краях подводит атмосфера. Казалось бы, в совершенно ясный день мы на 87° южной широты простились с горами. И вот мы с 88° южной широты видим горы до самого горизонта. Мало сказать, что мы были удивлены. Мы смотрели и не узнавали края. Нам и в голову не пришло, что могучий горный массив, который так отчетливо вырисовывается над горизонтом, есть гора Нильсена. В мглистом воздухе прошлый раз она выглядела совсем иначе. Забавно читать в моем дневнике, как старательно мы каждый день брали азимут, думая, что это новая гора. Мы опознали ее лишь после того, как над плато возникла гора Хельмера Ханссена.
Двадцать девятого декабря вершина плато осталась позади, и мы начали спуск. Хотя для глаза уклон был незаметен, он сразу отразился на собаках. Вистинг поставил на своих санях парус, это позволило ему поспевать за Ханссеном. Видел бы кто-нибудь, как наш отряд в эти дни мчался через плато, ни за что не поверил бы, что мы уже 70 дней в походе. Лихо мы шли. Нас подгонял попутный ветер, пригревало солнце. Прибегать к кнуту не было надобности. Собаки были полны энергии и нетерпеливо дергали упряжь. Нелегко приходилось нашему направляющему. Он должен был подчас нажимать изо всех сил, чтобы его не настигли собаки Ханссена. Следом на всех парусах, под радостное тявканье собак, несся Вистинг. Хассель едва поспевал за ними, да и мне приходилось нелегко. Наст был словно отполированный, мы подолгу могли катить, просто отталкиваясь палками.
С того дня, как мы покинули полюс, наши собаки заметно изменились. Как ни странным и ни невероятным это покажется, они с каждым днем прибавляли в весе, становясь все более жирными. Мне кажется, это результат того, что их кормили свежим мясом вместе с пеммиканом. С 29 декабря наш рацион пеммикана был еще увеличен. Теперь каждый получал 450 граммов в день, а больше, сдается мне, мы просто не могли бы одолеть.
Тридцатого декабря мы весь день катили под гору, и устоять на лыжах, ей-богу, было нелегко. Каюрам что, они держались за сани и неслись через плато с бешеной скоростью. Снежные надувы здесь чередовались с наледями, и от нас требовались немалые усилия, чтобы не отставать. Для Бьоланда это не было проблемой. Ему приходилось бегать быстрее этого, и не в такой местности. Иное дело мы с Хасселем. У меня мелькали перед глазами то руки, то ноги Хасселя; иногда он отчаянным усилием удерживался на ногах. Хорошо, что я не мог видеть самого себя. Иначе мне, наверно, пришлось бы не раз от души посмеяться.
В этот день утром показалась гора Хельмера Ханссена. Нас окружали могучие складки, этого волнистого рельефа мы не заметили, когда шли через пургу на юг. Валы были настолько высокие, что временами заслоняли от нас горы. В первый раз мы увидели гору Хельмера Ханссена с гребня одной из таких складок. Она напоминала торчащий над снегом торос. Сперва мы даже не поняли, что это такое, и только на другой день разобрались — это одна за другой показывались острые ледяные глыбы, покрывавшие вершину. Как я уже говорил, только теперь мы окончательно уверились, что идем правильно. А все остальные горы были нам совершенно незнакомы. Мы ничего не узнавали.
Тридцать первого декабря прошли 87° южной широты, быстрыми шагами приближаясь к Танцплощадке дьявола и Чертову леднику. В первый день нового года было яркое солнце, минус 19°, хороший попутный ветерок. К
