Пушкин и Гончарова. Последняя любовь поэта - Татьяна Сергеевна Алексеева

лицо, с нежным, как у ребенка, румянцем на щеках и с серьезным, как у давно повзрослевшей женщины, взглядом, стояло у него перед глазами всю дорогу до выезда из города. Но в то же время Александр прекрасно отдавал себе отчет в том, что новые впечатления от поездки не дадут ему слишком сильно скучать по возлюбленной. Уже через час после выезда на тракт он понял, что не ошибся. Чем дальше позади него оставалась Москва и живущее в ней семейство Гончаровых, тем чаще Пушкин ловил себя на мысли, что думает не о Натали́, а о предстоящей встрече с братом Львом и знакомствах с новыми людьми, среди которых, скорее всего, будут очень интересные личности. Может быть, и даже наверняка, будут там и опасности — эта мысль будоражила Александра сильнее всего и придавала его поездке особенную, ни с чем не сравнимую острую прелесть. Он даже хотел столкнуться по пути с чем-нибудь страшным — чтобы преодолеть все испытания и выйти из них более сильным и мужественным. Может быть, узнав об этом, мать Натали́ сменит гнев на милость и начнет относиться к нему более благосклонно? Только на это он теперь и мог надеяться.

С этой надеждой Пушкин выехал из Москвы, с нею он смотрел в окно экипажа на привычный загородный пейзаж, с нею же вышел вечером на одной из станций и улегся спать в крошечной душной комнате. Утром, завтракая за грубо сколоченным из неровных досок столом, собираясь в дорогу и поторапливая кучера, он тоже думал об этой единственной надежде, но уже меньше, чем накануне. Первое место в его мыслях прочно заняло предстоящее путешествие. «Может быть, нам с Натали́ не суждено быть вместе, может быть, ее мать никогда не признает меня, может, счастья у меня и не будет, — с грустью думал он, садясь в экипаж и выглядывая в окно, чтобы полюбоваться пейзажем. — Но, по крайней мере, у меня всегда будет все это… вся эта красота…»

Иногда, правда, эта тихая радость сменялась другими воспоминаниями о Наталье и ее семье — о самой последней его встрече с ними, и тогда его начинали распирать злость и досада. В ушах при этом звучал голос Натальи Ивановны Гончаровой — на первый взгляд, такой добрый и заботливый, если, конечно, не вникать в смысл сказанных ею слов. «Моя дочь еще слишком молода, меня больше всего заботит ее будущее, я не могу быть уверенной, что вы сумеете сделать ее счастливой…» — лились рекой в гостиной ее дома громкие и красивые фразы! Надо отдать ей должное: так вежливо Александру еще никто не сообщал, что его считают плохим человеком. Придраться ему было не к чему, возразить Гончаровой-старшей он не мог, доказать, что только с ним ее дочь и может стать счастливой, не мог тем более.

Ну, да ничего, теперь мать Наташи может радоваться, он уедет далеко от ее дочери и, может быть, никогда не вернется назад! Пусть ищет своим дочерям только самых скучных и послушных, то есть самых благонадежных женихов!

Первые несколько дней пути были похожи один на другой. Александр скучал и со все возрастающим нетерпением ждал, когда у него появятся попутчики, а дорога приведет их в более интересные места. Наконец он смог присоединиться к большой группе движущихся на Кавказ путешественников и торговцев. Пришлось сбавить скорость, но это его не слишком расстроило. Пусть он ехал теперь медленнее, зато было с кем поговорить и отвлечься от грустных воспоминаний об оставшейся в Москве Натали. Каждый из его попутчиков ехал в горы по своим причинам, многие готовы были рассказать о них, и скучать Пушкину больше не приходилось. Через пару дней он начал записывать на стоянках приходящие ему в голову идеи для новых стихов, а еще через день уже писал карандашом и во время путешествия, нередко ловя на себе любопытные взгляды попутчиков.

Природа вокруг менялась с каждым днем. Зелень становилась все ярче, небо — все яснее, солнце все больше припекало, напоминая путешественникам о том, что впереди их ждет жаркое лето. Воздух наполняли густые, экзотические ароматы, уже почти южные, и, вдыхая их, Александр то и дело вспоминал свою первую кавказскую ссылку. Еще недавно ему казалось, что с тех пор прошла целая вечность, и он успел подзабыть, что с ним тогда происходило, но теперь события тех лет всплывали в его памяти со всеми подробностями. Встреча с семейством Раевских и полные интересных бесед вечера у них в гостях, стихи, посвященные красавице Марии и ее сестрам, — неужели его тогда действительно вдохновляли другие женщины? Ржавая труба в Бахчисарае, из которой едва сочилась тоненькая струйка воды и которая превратилась в его воображении в великолепный Бахчисарайский фонтан — как ему удалось тогда написать поэму о любви, ведь настоящую любовь он узнал только теперь! Тайные свидания с Елизаветой Воронцовой, посвященные ей стихи, наброски ее портретов — как вообще могло быть, что он обращал внимание на других женщин?.. Порой Пушкину казалось, что тогда, семь лет назад, на Кавказе был не он, а какой-то другой, совсем не похожий на него человек.

А спустя еще пару недель Александру стало не до воспоминаний о прошлом. Скучная пыльная дорога как-то незаметно превратилась в красивейшую горную тропу, с одной стороны которой возвышались уходящие в небо скалы, а с другой пугала своей глубиной бездонная пропасть. Иногда она становилась такой узкой, что ехать по ней путешественники могли только поодиночке, вытянувшись в длинную вереницу. Разговоры и шутки смолкли, многие спутники Александра выглядели по-настоящему испуганными, другие просто сосредоточились на дороге. Сам же он, хоть и не первый раз ехал этим путем, не мог оторвать взгляда от открывавшихся после каждого поворота живописных видов. То над дорогой нависали огромные, заставляющие людей боязливо втягивать голову в плечи камни, то прямо на голой скале трепетало тонкими ветками непонятно на чем держащееся дерево, то где-то вдалеке вспыхивало яркое пятно горных цветов… Сколько раз Александр рисковал сорваться в пропасть, засмотревшись по сторонам, можно было только догадываться. Позже он часто думал о том, что во многом должен благодарить за благополучный исход своего путешествия коней, на которых ему пришлось ехать. Умные и привыкшие к горной дороге животные были осторожны, сами выбирали лучший путь, не доверяя своему легкомысленному седоку, и в конце концов довезли его до менее опасной и почти ровной дороги на Тифлис.

К тому времени попутчики и их разговоры начали надоедать Александру, а медленный темп, с которым