Адриатика - Владимир Виленович Шигин
Дело в том, что командир отряда кораблей в российском флоте поднимал свой брейд-вымпел. Если командир был в чине капитан-командора, то вымпел поднимался в вертикальном положении, а если капитаном 1-го или 2-го ранга, то в горизонтальном. Последний и именовался моряками "плавучим вымпелом". Ровно две недели длился ни на минуту не прекращающийся шторм, ровно две недели отчаянно мотало "Флору" на якорях. Затем волнение немного спало, и подул попутный норд. Кологривов заволновался. Он и так чувствовал себя едва ли не преступником. Еще бы! Отстать в первом же совместном походе! Что скажет Сенявин? Что подумают остальные? И кто знает, что происходит сейчас на Корфу? Быть может там уже полным ходом идут боевые действия, а "Флора" все еще бездарно торчит под Курцало! И это притом, что у командира "Флоры" самая безупречная репутация. Он лично известен государю, за плечами немало всякого, в том числе и прошлая шведская война! Никаких сомнений относительно того, что делать у Кологривова не было, и он поспешил продолжить прерванное плавание к Корфу. Ветер благоприятствовал и даже под одним зарифленным грот-марселем "Флора" делала до тринадцати узлов в час. Нетерпеливому Кологривову и этого, однако, показалось мало, и он велел дополнительно поставить фор-марсель. Ход еще более увеличился, но корвет сразу стало столь сильно заливать, что этой затеи пришлось быстро отказаться.
– Все равно ходко идем! – радовался командир "Флоры".
– Не идем, а летим! – отвечал ему старший офицер.
Но радость была не долгой. Задул крепкий зюйд и вновь начался бешеный шторм. На море теперь творилось вообще нечто невообразимое. Новая волна схлестнулась со старой. Небо пропало в черном мареве, ударили молнии, остро запахло серой. Над волнами летал ужас смерти. В ту ночь молились многие.
– Всеволод Иваныч, глядите! – внезапно показал рукой куда-то вперед Гогард. Кологривов глянул по направлению руки старшего офицера и обомлел. В сторону корвета откуда-то из тьмы неслось круглое кровавое облако.
– Это бора, будь она неладна! – выкрикнул капитан-лейтенант в полнейшем отчаянии. – Паруса крепить!
Бора – это жесточайший шквал, сметающий все живое на своем пути. Бра – это самое большое из несчастий, которое только может обрушиться на мореходов в здешних водах. Немногие попадали в нее, но еще меньше было тех, кто оставались живы после этой встречи.
– Грот- марсель и крюйсель крепить! – кричал срывающимся голосом Гогард. – По марсам! Пошел!
Но не успели матросы взбежать по вантам, как налетевший шквал швырнул "Флору" на борт. Вся сила ветра обрушилась на мачты. "Флора" полностью легла на борт, в палубы сплошным потоком хлынула вода. Встанет или нет? Поднимется или конец? Так в томительном ожидании развязки шло несколько бесконечно долгих минут. Гибель всем уже казалась неизбежной.
– Рубите мачты! – кричал, надрывая голос Кологривов, но было уже поздно. Небо внезапно прочертил кровавый зигзаг молнии. Судно вздрогнуло, словно от боли. Молния ударила прямо в поднявшийся вверх борт. Ярким костром вспыхнул бушприт, за ним фок-мачта и грот-стеньга. Еще мгновение и все три мачты, не выдержав напора ветра, разом треснули и со всеми находившимися на них людьми рухнули в кипящую воду. Крики ужаса на какой-то миг перекрыли вой ветра. Облегченный корвет меж тем поднялся на ровный киль. Кологривов с Гогардом бросились к матросам, надо было, не теряя времени, спасать упавших за борт и рубить тянувшийся за мачтами такелаж. Мачты все еще колотило о борт и от них нужно было как можно скорее исправиться.
– Бра-атцы… спа-аси… те! – неслось из пенных разводьев.
Русский моряк остается таковым всегда. Сразу несколько матросов и офицеров прыгнули за борт, в надежде спасти хоть кого-то, из упавших. Неимоверными усилиями, но из воды, все же удалось вытащить двадцать два полузахлебнувшихся и избитых волнами матроса. Остальные девятнадцать, ушибленные при падении и запутавшиеся в такелаже погибли.
Избавившись от мачт, кое-как потушив пожары, попытались определить свое место лотом. По счислению "Флора" была теперь у албанских берегов близь мыса Дураццо.
– У Дураццо и в самом дурацком положении! – не весело пошутил Кологривов, выслушав доклад штурмана.
Волнение меж тем немного стихло и корвету удалось зацепиться становыми якорями за грунт. Всю ночь шла лихорадочная работа: ставили фальшивые мачты, вязали к ним реи с запасными парусами. Судовой доктор Гейзлер, как мог, перевязывал раненных и ушибленных.
С рассветом Кологривов предпринял еще одну попытку пробиться к Корфу. Едва подул попутный ветер, "Флора" снялась с якорей и снова двинулась вперед. Но и этот бросок отчаяния успеха не принес. К вечеру ударил противный шквалистый зюйд-вест и, несмотря на все попытки лавировать, корвет упрямо сносило к албанскому побережью. И снова ударил шторм.
– Впереди рифы! – кричали впередсмотрящие.
– На штуре! Лево руль! Как можно левее! – срывал голос в крике Кологривов.
– Не хочет, сволочь, хоть тресни! – плевались соленой водой рулевые, телами повисая на штурвальном колесе.
– На лоте тридцать саженей!..Двадцать! – извещали криком с бака.
– Отдать дагликс с плехтом! – торопясь успеть зацепиться за дно, скомандовал Кологривов.
Якоря исчезли в штормовой мути. "Флора" дернулась было, замедляя свой бег, но затем снова пошла к берегу.
– А черт! Не держит! Отдать вспомогательные! – велел командир.
Немедленно отдали шварт и буй, прозванные моряками " якорями надежды". Но и эта последняя мера ничего не изменила. "Флору" строго и неумолимо волокло прямо на прибрежные камни.
– Ну, приходи кума любоваться! – крикнул кто-то в запале. – Счас понарадуемся! Корвет со страшной силой швырнуло на клыки скал. Ударом вышибло руль. Еще мгновение и "Флору" буквально нанизало на гранитные клыки.
– Хосподи, вот она и пришла погибель наша! – крестились многие.
Прижимным ветром корвет повалило бортом волне и вновь положило на бок. Теперь каждая новая волна вначале приподнимала "Флору" с камней, а затем вновь и вновь швыряла на них со страшной силой. Каких-то несколько минут спустя трюм уже был полон воды. Люди столпились на верху, держась за что угодно, лишь бы не вылететь за борт при очередной волне.
Было совершенно очевидно, что долго корпус судна таких ударов не выдержит и время жизни корвета исчисляется теперь всего лишь несколькими часами. Проливной дождь с градом дополняли и без того жуткую картину кораблекрушения.
На шканцах совещались, что делать дальше. Стоя по пояс в пенных бурунах очередной волны, офицеры решали судьбу себя и своих подчиненных. Решение было единогласным и скорым: бросать за борт все тяжести, хоть немного облегчая судно, а затем свозить команду на берег.
В воду полетели пушки





