Наварин (Собрание сочинений) - Владимир Виленович Шигин

Для Паскевича итогом кампании 1829 года стал вполне заслуженный чин генерал-фельдмаршала и Георгия 1-й степени.

Великий Пушкин воспоет кавказскую кампанию в своих стихах:

Я жду тебя, мой запоздалый друг —

Приди; огнем волшебного рассказа

Сердечные преданья оживи;

Поговорим о бурных днях Кавказа…

* * *

Посланный вице-адмиралом Гейденом в Энос за известиями о ходе мирных переговоров бриг «Наварин» обернулся в три дня и вернулся к эскадре с долгожданным известием о заключении мира.

Когда разгоряченный Павел Нахимов поднялся по шторм-трапу на палубу «Азова», там его в нетерпении ждали Гейден и Лазарев. Не дожидаясь расспросов, Нахимов сказал им лишь одно слово:

– Мир!

– Славе тебе, Господи! – сняли фуражки и перекрестились адмиралы.

Гейден тут же распорядился:

– Объявляю сей день на эскадре праздничным! Служителям по двойной чарке, вместо корабельных работ песни петь и веселиться! Офицерам праздничный ужин в кают-кампаниях!

Как оказалось, 2 сентября 1829 года в Адрианополе были подписаны предварительные статьи мирного договора между Россией и Турцией.

Обстановка у Дарданелл сразу же разрядилась. Спустя несколько дней сюда пришел во главе французской эскадры контр-адмирал Розамель, который бросил якоря рядом с англичанами. Чуть позднее появился и никем неожидаемый Дандоло. Пройдошистый австриец держался в отдалении от всех. Прослышав о скором окончании блокады, к Дарданеллам потянулись сотни торговых судов, становившиеся на якорь между боевыми эскадрами. Свидетель тех дней у Дарданелл с восхищением писал: «Пространство от Заячьих островов до мыса Янычар… покрыто кораблями, фрегатами и другими разными судами. На коих развевались российские, английские, французские, голландские, австрийские, сардинские, ионические и других наций флаги, что составило величественную и прекрасную картину. Подозрения и неприязни с той и другой стороны исчезли, и все с обычным радушием и уверенностью ожидали размена мирных ратификаций…»

19 сентября адъютант Дибича поручик Львов доставил в Дарданеллы к русской эскадре сообщение о ратификации Адрианопольского мирного договора. На следующий день Гейден отдал официальный приказ по эскадре о мире и прекращении блокады. Корабли палили из всех пушек. Английская и французская эскадры вежливо поздравили своих бывших союзников с победой 21 выстрелом.

– Курс на Порос! – объявил Гейден. – Кажется, настала и пора нам в путь- дорожку к дому собираться!

Долгая и напряженная служба Средиземноморской эскадры подошла к своему завершению. Начавшись с блестящей победы при Наварине, она затем продолжилась тяжелейшими буднями крейсерств и блокады. Историк Наваринской кампании В.Г. Андриенко так характеризовал нелегкую миссию средиземноморцев: «Нужно отметить, что после Наваринского сражения на долю русских моряков в средиземном море, адмиралов, офицеров, безымянных нижних чинов, пришелся долгий тяжкий труд: частые переходы в любую погоду, кропотливое бдение у Дарданелл и досмотры купеческих судов, постоянный ремонт гниющих прямо на глазах собственных кораблей. В течение двух с половиной лет приходилось недосыпать и недоедать, мерзнуть на сквозняках зимой и мучиться от непривычной жары летом и, при всем том, чуть ли не ежедневно быть готовыми вступить в бой не только с противником (турецко-египетским флотом), но и со своими же союзниками – англичанами. Вместо «славных» боевых ран морякам эскадры Гейдена достались болезни, а зачастую и безвестная смерть с погребением в водах Средиземного моря или в скромной могиле на чужой земле. «Мирные» потери раз в 8 превышали «боевые» наваринские. Награждали за этот труд скупо.

Казалось бы, главной наградой нашим морякам должна была стать память благодарных потомков, как русских, так и греческих. Однако чужие тяготы быстро забываются. До сих пор об эскадре Гейдена, столь успешно действовавшей на средиземном море, вспоминают в России редко…»

Глава двенадцатая

Триумфаторы

Осень 1829 года стала подлинным триумфом России. Победоносная армия Дибича стояла у стен Константинополя, опираясь обоими своими флангами на флот! Со стороны Черного моря ее надежно прикрывали черноморцы, а со стороны Эгейского моря эскадра Гейдена. На победителей обрушился целый дождь наград. Главнокомандующий армией Дибич в одночасье стал генерал- фельдмаршалом и графом «Забалканским», был награжден Георгием 1-й степени и получил миллион рублей. Император Николай писал в те дни Дибичу: «Положение ваше достойно главнокомандующего русской армии, стоящей у ворот Константинополя. В военном отношении оно БАСНОСЛОВНО, и воображением едва можно себе его представить: правый фланг, упирающийся на флот, отправленный из Кронштадта, левый – на севастопольский флот; прусский посланник, являющийся в вашу главную квартиру и приносящий мольбы султана и свидетельство о гибели, подписанное послами французским и английским! После этого остается только сказать: велик Бог русский и спасибо Забалканскому».

Пушкин откликнулся на Константинопольский триумф, как и пристало поэту:

Когда ко граду Константина

С тобой, воинственный варяг,

Пришла славянская дружина

И развила победный стяг,

Тогда во Славу Руси ратной,

Ты пригвоздил свой щит булатный

На Цареградских воротах.

Настали дни вражды кровавой;

Твой путь мы снова обрели.

Но днесь, когда мы вновь со славой

К Стамбулу грозно потекли,

Твой холм потрясся с бранным гулом,

Твой стон ревнивый нас смутил,

И нашу рать перед Стамбулом

Твой старый щит остановил.

Победа России была полной и блестящей. Турки смиренно выслушали волю победителей. Верный своему слову, Николай Первый потребовал от султана признания независимости Греции, и оно было немедленно получено. За Грецией признавался весь полуостров Пелопоннес, часть материковой Греции от залива Воло в Архипелаге до залива Амвракийского в Адриатике, а, кроме этого острова Негропонт и Циклады. Греческим купцам разрешалось напрямую торговать с Россией через проливы. При всем этом требования России к побежденным были весьма умеренными. Однако это все равно не понравилось Лондону и Парижу. Последовал обмен возмущенными нотами. На этом дело и закончилось. Драться за турок никому особо не хотелось.

Русская армия покидала Румелию. Полк за полком она уходила к тем рубежам, откуда каких-то полгода назад начала свое победное наступление на Константинополь.

Перед отъездом из Адрианополя, Дибич в последний раз зашел в столь значимый для него зал дворца Эски-Сарай, где был подписан мирный договор. Окинув взглядом просторный зал переговоров, он перекрестился и, вздохнув, сказал бывшему рядом генералу Михайловскому-Данилевскому:

– Путешественники долго будут приходить сюда!

На что Михайловский-Данилевский заметил:

– Этот зал, да и весь Эски-Сарай когда-то разрушатся, но останется история! Уходя, Дибич велел снять со стены одну