Шесть дней в Бомбее - Алка Джоши

* * *

Заморгав, Мира открыла глаза и стала с любопытством разглядывать меня, будто мы не разговаривали только что. Зрачки у нее стали крошечные, она растерянно смотрела по сторонам.

– Миссис Новак? – Я подождала, пока она меня узнает. – Мэм, вы в больнице «Вадиа». В Бомбее. Вас привезли несколько часов назад.

Я говорила медленно, по-английски, с легким индийским акцентом.

Она нахмурилась, окинула взглядом свое тело, потом снова подняла глаза на меня.

– Не миссис. Мисс Новак.

– Прошу прощения, мэм.

Я не совсем поняла, но виду не подала. Как это женщина может быть замужем, но при этом носить девичью фамилию? Однако по работе мне не положено было задавать вопросы, а после того, что произошло в Калькутте, я старалась лишний раз не высказывать своего мнения. И пускай не одну меня щипали за грудь и задницу пациенты-мужчины, я была единственной, кто часто и громко жаловался на это, в итоге настоятельница католического госпиталя решила, что ей такая головная боль не нужна, и спровадила меня с глаз долой. От тебя одни проблемы, сказала она. Неужели нельзя было просто помалкивать, как все остальные?

Но сейчас мы были не в Калькутте, а в Бомбее. И я обещала матери, что тут все будет иначе.

– Как вы себя чувствуете, мэм?

Закрыв глаза, Мира негромко рассмеялась.

– Бывало и получше, сестра… – Она замолчала, ожидая, что я назову свою фамилию.

– Фальстафф, мэм.

– А имя?

По телу заструился теплый мед. Обычно пациенты называли меня просто «сестра».

– Сона, – смущенно ответила я.

– Сона? – Она открыла глаза. – Как?.. – И указала на крошечные золотые сережки у меня в ушах.

– Да, мэм, – улыбнулась я. – Это означает «золото».

Я могла бы рассказать ей, что мать проколола мне уши в три месяца. Некий ученый муж сказал ей, что это на благо ребенку. Она пошла со мной к ювелиру – хорошо еще, что не к портному. Тот золотой иглой проколол мне мочки, продел в дырочки черную нить и велел прийти снова через две недели. Умей я тогда говорить, я бы посоветовала матери не тратить столько денег. Крошечные золотые кольца, которые вдели мне в уши, обошлись ей в две месячные зарплаты.

Но ничего этого я новой пациентке не рассказала. Свою жизнь я обсуждала только с Индирой. И даже ей рассказывала по чуть-чуть за раз, все равно как Ганди прял свою нить на чакре, каждый раз добавляя самую малость хлопка.

Мира резко вскрикнула, и я вздрогнула. Ничего же страшного не случится, если я вколю ей еще немного морфина? Так я и сделала, и она закрыла глаза. Я смотрела на художницу, пока она не задышала ровно. А потом вышла из палаты, чтобы заняться другими пациентами.

* * *

Ральф Стоддард в хлопковой полосатой пижаме читал газету в свете прикроватной лампы. Он поскользнулся в своем бунгало, упал и сломал ногу. Слуга как раз недавно натер пол, а доктор Стоддард не заметил. Шел в кабинет, на ходу перебирая почту. Доктору исполнилось восемьдесят, он давно был на пенсии. Для людей его возраста такие травмы были нередки.

– Доктор, три часа ночи, – укорила я.

Отогнув уголок газеты, он окинул меня взглядом сквозь толстые стекла очков, в которых смахивал на сову.

– Сестра, я ногу сломал. А не способность различать время. – Его губы, тонкие, почти незаметные, растянулись в улыбку. – К тому же с этой ракетой, – он указал подбородком на храпящего соседа по палате мистера Хассана, – глаз не сомкнешь.

Доктор снова уткнулся в газету. На первой полосе писали о Гинденбургской катастрофе. В Лейкхерсте, Нью-Джерси, все еще находили тела; это было где-то очень далеко, и я даже представить себе не могла, что когда-нибудь могу оказаться в столь экзотическом месте.

– Пишут, в Англии открыли службу экстренной помощи 999. – Доктор постучал по газете. – Будь такая в Индии, я бы туда обратился, когда рухнул на пол, как костяшка домино, а не ждал бы, пока Раму притащится из магазина. – Свернув газету, он отложил ее в сторону и спросил с надеждой: – Хотите сыграть?

Я засомневалась. Персонала не хватало, и у меня было много пациентов. Но последний перерыв я брала три часа назад, неплохо было бы перевести дух. К тому же трудно было устоять перед чувством юмора доктор Стоддарда. Страдая от бессонницы, он вечно уговаривал меня перекинуться в нарды в свободную минуту. Его племянник Тимоти по просьбе доктора принес игру из дома, и теперь она хранилась на тумбочке у кровати.

Я спросила, не разбудим ли мы мистера Хассана. Доктор, вскинув бровь, сухо заметил:

– Его даже Гинденбургская катастрофа не разбудила бы.

Когда он впервые спросил, умею ли я играть, я ответила «да». Меня учила одна девочка в школе в Калькутте. Но звонок на урок никогда не давал нам закончить игру. Она играла быстро, а мне вечно приходилось догонять.

– Прекрасно! – хитро улыбнулся доктор.

Во время первой нашей партии я заметила, что, хоть кости показали пять, доктор передвинул фишку на шесть шагов, но ничего не сказала. Я ведь старалась помочь ему убить время, а не обыграть. Но после третьего мухлежа он вскинул в воздух руки.

– Черт вас подери, женщина, почему вы позволяете мне жульничать?

Я обалдело вытаращилась на него, не зная, что ответить.

Он снял очки и протер стекла краем пижамной куртки.

– Я жульничаю. Не могу удержаться. И кто-то должен меня ловить, уличать в шулерстве.

– Думаю, нам нельзя, доктор, – ошеломленно пролепетала я.

– Кто сказал?

– Ну… Старшая медсестра никогда…

Перегнувшись через доску, он придвинул ближе к переносице очки, отчего глаза за стеклами стали огромными.

– Но ее ведь тут нет, верно? Не прячется же она за дверью?

Я машинально обернулась на дверь. А когда развернулась обратно, он уже передвинул все фишки на свою сторону, словно выиграл. И бросил с очаровательной улыбкой:

– Какое невезение! Еще партию?

Доктор стал расставлять фишки на доске, я же взглянула на наручные часы. Через полчаса нужно будет дать миссис Мехта таблетку.

– Сосредоточьтесь, сестра. Сосредоточьтесь! – сказал доктор.

Сейчас мы уже играли быстрее. Каждый раз, когда я уличала доктора, что он слишком уж вольно двигает фишки, он переставал жульничать. Я внимательно изучала доску и строила стратегию. Ральф Стоддард разбудил во мне азарт.

Минут через десять меня окликнули. Оглянувшись через плечо, я увидела в дверях палаты свою подругу Индиру со стопкой постельного белья в руках, закрывавшего ей пол-лица. Нас с