Москва – Севастополь – Москва. Часть 3. Делай, что должно - Маргарита Нерода
— Поговорить успеем, — ничего доброго не сулящим голосом произнес Лисицын и задержанный сжался под его тяжелым взглядом. — Жилин! Трех человек сейчас же отряди на берег, в поселок, там телефон. О задержанном доложить и пусть забирают!
— Есть трех человек на берег! Давай, братва, шлюпку на воду!
— Верно, товарищ капитан, допросить бы его, поганца! — сказал кто-то. — Чего ждать, пускай сейчас скажет, каких гадов он на нас приманить хотел. Братцы, кто по-немецки знает, а?
По-немецки знал только затрепанный военный разговорник из запасов начарта, но и он не помог. Шпион только трясся да смотрел по-волчьи. И лишь когда кто-то бросил, что «если эта гнида не заговорит, то в расход его и делу конец!», просипел: «Не надо… Я все скажу».
После этого людей от задержанного пришлось оттаскивать силой.
— Так ты русский! Да что с ним цацкаться, товарищ капитан! Ладно бы фриц, а то — Иуда проклятый! Пустите меня, братцы!
— Отставить, — пыталась вмешаться выбежавшая на палубу комиссар. — Это же самосуд! Органы НКВД разберутся.
— Зачем же самосуд? Все по законам военного времени. Сейчас, как в Гражданскую, соберем тройку и решим, на какой осине ему ногами скрести!
— Ты что ли петлю ему намылишь? — негромко спросил капитан и говоривший осекся. — Хватит. Осину свою этот Иуда и так заработал. Ждем особый отдел. За этим, — Лисицын даже не глянул в сторону задержанного, — следить, чтобы сам не утопился. Остальным — занять места согласно боевому расписанию. Р-разойдись!
Гражданский капитан Лисицын мог командовать не хуже строевого. Палуба опустела в минуту. А вот ждать, пока за задержанным явятся, пришлось почти часа два.
Вернувшийся из поселка Жилин ворчал, что особый отдел мог бы и поторопиться, им шпиона, считай на блюдечке принесли, а их где-то черти носят.
Наконец, от правого берега отошла шлюпка. На борт поднялся лейтенант НКВД в сопровождении двух милиционеров: молодого конопатого парня, не старше Луши, в форме не по росту, и пожилого. Молодой был, похоже, в милиции совсем недавно. На нем не только форма сидела кое-как, но и ремень был затянут худо, кобура с наганом все норовила сползти на живот, и он то и дело поправлял ее. Старший явился с винтовкой на ремне. Спросил деловито:
— Ну, показывайте, где ваш немец? — но увидав задержанного, тут же вернул оружие за спину и удивленно присвистнул:
— Ба! Самошкин! Вот те на… Что, допрыгался, сопля дурная?
Пожилой милиционер был участковым из того самого поселка, и ракетчика узнал сразу. Оказалось, это местный житель, всей милиции еще до войны хорошо знакомый, прохвост и пьяница. Воровал по мелочи, пару раз попадался, бывал бит, а как раз в сорок первом вышел из тюрьмы, отсидев три года. В оставленной им лодке нашли пачку немецких ракет и солдатский вещмешок с табаком, консервами и двумя бутылками водки. Все аккуратно упакованное, с не успевшими обтрепаться этикетками. Наверное, захваченное где-нибудь на складе.
— Вот это ты погулял, — вздохнул участковый, — Ужель так на выпивку не хватало? Был дурак и пропойца, а стал — предатель. И разговор с тобой теперь короткий будет.
От этих слов у задержанного подкосились ноги и он сел на палубу. Участковый без особых церемоний поднял его за шиворот как щенка и привычным жестом ухватил под правый локоть.
— А ну, пошли.
— Задержанного в шлюпку, — запоздало приказал лейтенант. Он чувствовал себя явно не у дел, не только захват ракетчика прошел без него, но и доставка его в особый отдел у старого участкового получалась куда лучше.
«Вот тебе и матерый шпион». История с поимкой показалась Раисе исключительно противной. Да и не ей одной. Даром что ли Луша так старательно драил потом палубу, чтобы на ней не осталось ни малейшего следа незваного гостя.
Проще, если бы это был враг настоящий, вроде того мордастого немца у мотоцикла, а не жалкий человек с пропитым лицом и округлившимися от ужаса глазами. Пока его запихивали в шлюпку, он кивал головой как китайский болванчик и повторял: «Я все скажу, я все скажу», будто мог знать чего путное.
Видела Раиса такой животный страх. До войны еще. Не был тот человек ни шпионом, ни врагом народа, ни изменником. А был — убийцей. Пробравшись ночью на склад у железнодорожной станции, он ударом по голове оглушил и дважды ударил ножом сторожа. Но грабителя заметили путевые обходчики, поймали и скрутили.
Их привезли в больницу обоих. Сторожа, которого наспех постарались перевязать, и грабителя, изрядно помятого, рука у задержавших была по-пролетарски тяжелая.
Сторож умер тут же, в приемном покое. Два удара «финкой» под сердце. Его убийца сидел скорчившись на лавке и точно так же трясся. А когда понял, что сторож мертв, просто упал в обморок. Понятно, пока тот был жив, грабитель мог надеяться на снисхождение в суде, мол не убил же. А теперь за разбой его скорее всего ждал расстрел. Вот таким же сиплым голосом, как этот, грабитель повторял одно и то же: «Я не хотел, я не хотел…»
Раиса помнила, как обрабатывала потом йодом содранные кулаки кого-то из железнодорожников. И как начальник белобережского отделения милиции, говорил, что один грабитель — это еще половина дела, гораздо важнее поймать того, кому он собирался продать награбленное, того, кто навел его на склад, это будет посложнее.
Так и здесь. Купить за водку, табак, харчи и, небось, обещания учесть службу, ракетчика из забродыг и жуликов немцы могут запросто. Видали мы таких, за бутылку он и Родину, и мать родную продаст. Поймать бы того шпиона, что вручил ему ракетницу и объяснил, какие сигналы подавать! Об этом, наверное, думал тот лейтенант, и потому был он так мрачен, а вовсе не потому, что жалел, что шпиона без него изловили. Толку-то с такого шпиона?
Глава 8
Санитарный пароход «Абхазия», Волга. Сентябрь 1942 года
В Камышин «Абхазия» пришла ночью. На город вечером случился большой налет, порт окутывал дым с едким пороховым запахом. Рядом с ними высаживалось на берег пополнение, бойцов привез маленький однопалубный пароход с тонкой длинной трубой, похожей на папиросу.
«Абхазия» брала не людей, а груз, с нее бодро тащили ящики, говорили вроде, что с минами, потому пароходу безусловно здорово повезло, что не нарвался на бомбежку по пути. Сходни под ногами скрипели и раскачивались.
— Как оно там?
