Ловушка для Махно. Любовь, предательство, героизм времен Гражданской войны - Владимир Положенцев

– Ротмистра своего любишь?

– Да.

На лице Гали появилась улыбка:

– Ладно. Эй, – позвала она целовальника.– Положи Нестора Ивановича на свою кровать.

– Слушаюсь, матушка, – поклонился тот.

Вместе с половыми он бережно перенес Батьку на диван в своей комнатенке на первом этаже, укрыл волчьей шубой. Вернулся в зал, чтобы получить еще какие указания от «матушки», но там уже никого не было.

11 сентября 1919 года, Елисаветградский уезд, Херсонская губерния, село Ольшанка

Ровно в половине десятого на центральной площади села, возле церкви, как и было задумано, выступил с речью Нестор Махно. Он был свеж и румян, как всегда полон азарта и энергии.

«Товарищи! Главный на сегодня для нас враг- это генерал Деникин! – обращался он к крестьянам и съехавшимся командирам частей, с невысокой трибуны. Хоть и осуждал он большевистских комиссаров за популизм, бюрократизм и желание покрасоваться перед народом, но и сам был не чужд этим порокам. В Гуляйполе и теперь в Ольшанке велел сколотить себе небольшую трибунку, чтобы по причине своего небольшого роста быть выше, вызывать, по его словам, тем самым большее уважение людей. Далее он почти в точности повторил те слова, что накануне говорил Белоглазовой: «…Разбив белых, мы создадим свою анархическую республику – самую свободную, самую честную и самую богатую республику на свете. Большевики и прочие наши оппоненты будут нам завидовать и рано или поздно тоже придут к пониманию первостепенной важности анархизма для всего человечества».

Толпа аплодировала Махно, хлопала и Анна, рядом с которой стоял Лёва Задов. Он дышал на нее несвежим ртом, говорил: «Сейчас пойдете с Нестором в магазин. Постарайтесь сделать все как надо и тогда не пожалеете». «Постараюсь», – ответила Анна.

После окончания митинга из соседнего дома вышла группа из 9 человек. Одни в запорожских костюмах, другие в английских френчах. Направились на «совещание в штаб». Анне показалось одно лицо знакомым. Говорил же Задов, что это будут пленные белогвардейцы, решившие остаться у Махно.

Широко улыбающийся Батька подошел к Анне, крепко пожал ей руку:

– Гусары никогда не извиняются, но я всё же хотел бы принести вам свои извинения за вчерашнее, Анна Владимировна.

– Что вы, Нестор Иванович, все было в порядке. Мы даже еще крепче подружились с Галей.

– Вот как! Замечательно. Идемте, мне не терпится начать спектакль. Лева, уйди с глаз моих, не порть картину, – сказал он увязавшемуся следом Задову.

– Удачи! – пожелал на прощание Лева и пошел к церкви.

– Я знаю, что вы, Анна Владимировна, что-то задумали, и тем не менее, я иду с вами, доверяю вам.

– Спасибо за доверие, Нестор Иванович, я постараюсь не упасть в ваших глазах.

Возле магазина Овчинникова дымили зловонными самокрутками повстанцы. В массивных дверях сидел раскорячившись один из них. Видно, пьяный. При виде Батьки, товарищи его уволокли прочь.

– С сегодняшнего дня еще одного хмельного увижу, расстреляю и его, и командира взвода, – пригрозил Махно.

Сдал, как положено перед махновским Советом или совещанием оружие, в том числе и шашку. Откуда-то появившаяся Галя Кузьменко, прилюдно, под хохот повстанцев и их скабрезные замечания, обыскала с ног до головы Анну, кивнула: «Все в порядке». Кажется, на последок подмигнула.

Махно и Анна вошли внутрь магазина купца Овчинникова. В сенях было сумрачно. За ними сразу кто-то закрыл на засов дверь. Анна обернулась. Это был высокий мужчина в английском френче, какие раньше носили в Добровольческой армии дроздовцы. Без опознавательных знаков, разумеется. Белоглазова заметила, что повстанцы не гнушаются никакой формой одежды. В том числе и в этом проявлялась их свобода от общепринятых в других армиях принципов. Пригляделась и вдруг поняла, что знает этого человека. Его фамилия, кажется, Данилов, он был командиром её летучего кавалерийского отряда бригады генерала Маркова.

– Узнали, госпожа Белоглазова? – спросил человек.

– Данилов.

– Так точно, прапорщик Данилов Илья Матвеевич. Проходи, Нестор Иванович, не стой в дверях, надует.

Данилов достал из-за пазухи револьвер, направил ствол на Батьку. Тот, кажется, ничуть не удивился.

– Что, ловушка для Махно? – спокойно спросил Нестор Иванович.

– Ага. Анна Владимировна, для вас пистолетик за баночкой оставлен.

Белоглазова достала из-за табачной банки браунинг, проверила обойму, взвела курок, но направлять на Нестора не стала. Гранату, найденную там же, положила в карман.

В просторной комнате за круглом столом сидели «командиры». У стены под пустой полкой для образов, устроился на табурете ротмистр Бекасов. У его ног стоял ящик с динамитом, в руке он держал гранату. На пачках со взрывчаткой лежал и запал с бикфордовым шнуром.

– Выбор для вас небольшой, Нестор Иванович, – сказал ротмистр.– Или вместе прямо сейчас взлетаем на воздух или вместе уходим.

– Да, выбор действительно небольшой, – согласился Махно. – Только какой резон вам оставлять меня в живых? Теперь вас расстреляют или мои хлопцы, или Деникин за невыполненное задание.

– Почему же невыполненное? – удивился Бекасов.-Мы прихватим вас с собой. Пусть суд решает, что с вами делать.

– Ах, суд.

– Именно.

– Как же вы выберетесь отсюда?

– Очень просто, приставим к вашей голове наган и никто не посмеет нас тронуть. Словом, возьмем вас в заложники.

– Плохой план. Я не соглашусь принять такой позор, лучше уж взрывайте гранату, ротмистр.

– Пойдешь как миленький, – зло процедил Бекасов, направился к Махно.

На его пути встала Белоглазова.

– Уймись, Петя!

– Что?

– Уймись, говорю, план твой действительно дурацкий.

С этими словами она направила на ротмистра браунинг.

– Та-ак, спелись уже. Не ожидал-с от вас, Анна Владимировна.

– Ты никогда не знаешь чего от меня ждать, потому так и не смог завоевать моего сердца, Петя.

– Я тебя всегда любил, а ты меня постоянно предавала. А я тебе всегда прощал твои предательства.

Махно поморщился:

– Послушайте, молодые люди, может быть, вы оставите свои любовные выяснения до лучших времен. Ну не место и не время сейчас, господа. Решайте же уже что-нибудь.

Бекасов взялся за кольцо гранаты, сидевшие за столом «командиры» попадали с лавок, инстинктивно закрыли головы руками.

К ротмистру подошел Данилов, вынул из его рук бомбу, положил на стол.

– Не дури, ротмистр. Пусть Бестия решает.

– Её решение будет неверным.

– Знаешь, Петя, чем добро отличается от зла? – спросила после паузы Анна, не сводя с ротмистра пистолета.– Тем, что добро делают добрые люди, а зло – злые. И у всех своя правда, каждый считает, что он совершает те или иные поступки во благо. Как же разобраться кто из них прав? Правильно, по конечному результату. А когда он не ясен? По поступкам. Армия Махно – настоящая разношерстная банда. Но сам Нестор- светлый человек, потому что он готов положить жизнь за свою правду, за то что он считает добром. Но разве счастье людей не добро? Может, в чем-то и ошибается, но он готов отдать свою жизнь за счастье других. Это он убрал атамана Григорьева, в союзе с которым был кровно заинтересован, когда тот начал совершенно бессмысленно убивать в занятых городах и селах евреев и русских. Это Батька запретил вообще какие-либо погромы. С людьми ему, может, и не повезло, но у кого они лучше- у Деникина, Троцкого, Петлюры? Все из одной пыльной имперской бутыли, лучше не найдешь. Вы свободны, Нестор Иванович, можете уходить через подвал.

Нестор снял шапку, вытер ею пот со лба, опустился на скамью.

– Свободен, значит? Ха. В последний раз я слышал эти слова в своей адрес, когда товарищи освобождали меня из Бутырки, после свержения царя. Спасибо, Анна Владимировна, за добрые слова, я рад, что вы меня правильно поняли за столь короткое время общения. Я уйду, а вы, госпожа Белоглазова, останетесь умирать? С этими… Ради чего?

– Я сделала свой выбор, Нестор Иванович. С Бекасовым вы меня не отпустите, а без него я не уйду. Он ради меня решил жизнью пожертвовать. Да и прикипела я к нему сердцем.

– Опять про любовь. Устал я от вас. Лучше пойду.

– Кто желает, господа актеры, с Батькой- на выход, никого не держу, – сказала Анна.