Владек Шейбал - Лейла Элораби Салем

эмоционально, реально. Все это сталось его личным качеством, его визитной карточкой. Внутренние черты эмоциональной картины всегда, с самого начала работы в театре, помогли ему наполнить своих героев, выстроить точные картинки-сценарии, поддерживая его художественную деятельность. Он видел, чувствовал, как следует вести себя в той или иной ситуации, ясно представлял над собой невидимый пленочный колпак - словно находился вдалеке - вне остального мира, разрывая путевые дороги в ту или иную сторону - в другой мир реальности. И на сцене, особенно красивый в спектакле с Иреной, одетый в шляпу и пальто, с синими тенями на веках, Владислав представил своего героя живым, реалистичным, заслужив в конце бурные аплодисменты публики и большие букеты цветов от милых дам и тайных воздыхательниц, кои любовались, влюблялись в его красоту. Среди зрителей - а он почувствовал краем сердца, сидела его мать. Бронислава вопреки всему, вопреки замечаниям мужа, который так ни разу и не увидел Влада на сцене, пришла в театр, со слезами умиления обняла младшего сына, покрыв его влажное от слез лицо.

Мама, - только и мог что сказать Владислав, пальцы его тряслись, он не мог унять дрожь во всем теле.

Сыночек мой, любимый, родной, - причитала женщина, пожилой рукой поглаживая его волосы.

Ты пришла, я так счастлив вновь увидеть тебя.

Конечно, я пришла, иначе могла бы поступить иначе? Разве брошу я тебя одного?

Владислав, все еще пребывая в смешанных чувствах надежды, радости и тоски, повел мать в свою гримерную, усадил ее в мягкое кресло, сам угостил ее горячим чаем. Он боялся задавать какие-либо вопросы, с тревогой ожидал,что Бронислава первая расскажет об отце, но та молчала, лишь с любовью и кротостью глядела на сына, с гордостью любуясь им.

Мама, я так много хочу поведать, рассказать, но не знаю, с чего начать.

Ты правда любишь Ирену Эйхлерувну? - задала прямой вопрос Бронислава, взглядом призывая Влада к искренности.

Люблю больше всех.

И ты счастлив с ней?

Да.

Тогда мое благословение вам на многие годы. Будь счастлив, сын мой, - женщина перекрестила Владислава, который в это время сидел на коленях перед ней, прижав лицо к ее теплым материнским рукам, черпая в них живительную силу.

Мама - добрая, ласковая, всепрощающая. Для него она была тем идеалом женской добродетели, которую старался найти-увидеть в других женщинах. Бронислава родилась, чтобы стать матерью - настоящей, о которой слагали легенды с древности и которой поклонялись все народы. Она была матерью во всех оттенках отношений, проявляя любовь к супругу и детям. Всю жизнь посвящая заботе о других, она забывала о себе, погружаясь-растворяясь в семье, в любви к дочери и сыновьям. И теперь она пришла к Владиславу, чтобы увидеть его, услышать его голос. Любимый сын вновь предстал перед ней, он находился рядом - родной, в ее глазах все еще оставаясь тем маленьким мальчиком с огромными голубыми глазами. Влад чувствовал биение материнского сердца, дрожащим голосом с большими паузами проговорил:

Я хочу, чтобы ты всегда оставалась рядом, чтобы я чувствовал тебя, всю любовь твою.

Я буду рядом, где бы ты не был, и всегда останусь на твоей стороне, мой любимый.

А отец? - он поднял глаза, в них застыла боль.

Что отец? Такой уж у него характер.

Подожди, - Влад встал и из тумбочки достал маленькую белую коробку, протянул ее матери.

Что это? - удивилась Бронислава.

Это часы, о которых отец мечтал. Я купил их в подарок на его день рождения да вот не успел поздравить. Передай, пожалуйста, ему, скажи, что от меня, - помолчал, собираясь с мыслями, добавил, - а тебе, моя драгоценная матушка, я подарю целый мир.

Для главным подарком станет твое счастье. Живи так, как подсказывает тебе твое сердце, не оглядывайся, не слушай никого. Всем угодить не возможно.

Владислав улыбнулся: как давно он мечтал услышать эти слова.

Поздно вечером, выйдя на пустую улицу, трое людей остановились у черного автомобиля. Влад, залитый серебряным лунным светом, необычайно красивый в дорогом одеянии, стоял между двумя женщинами: одна - родная драгоценная мать, вторая - единственная любовь, супруга его сердца. И обе они были для него столь близкими, светлыми, хранящие в себе святые образы одного целого - образ жены и матери. Бронислава с радостью пообщалась с невесткой, Ирена в свою очередь прониклась глубокими теплыми чувствами к свекрови - спокойной, скромной армянской женщине. Перед прощанием Бронислава обняла Ирену, сказала:

Дочка, я вручила в твои руки моего сына, отныне ты для него, а он для тебя. Береги его, не оставляй в трудный час. А я буду молиться за вас. Может, и внуков дождусь.

Матушка, все будет, вот увидите, - ответила молодая женщина, - садитесь, мы довезем вас до дома.

Владислав в этот день был счастлив. Он связал невидимой нитью мост, соединяющий жену и мать, и теперь мог успокоить свое сердце, не разрываться на части между прежней семьей и нынешней. А отца и брата он все равно любил - по крайней мере, как того желал Господь.

Проходило время - быстротечное и безвозвратное. Влад полностью погрузился в театр, для него эти надушенные салоны, костюмы, сцены с тяжелыми роскошными шторами, эти многочасовые репетиции и признания зрителей превратились не столько в манию, сколь в саму жизнь с ее взлетами и падениями. Он впитывал все те чувства героев, которых играл, в самого себя, пропуская невидимую огненную энергию в нее. Поддержка трех любимых женщин: жены, матери и сестры стала необходимой для его ранимой творческой натуры, в которой все еще кровоточили раны, оставленные со времен плена. Да, Владислав помнил Альтварп, Берлин, Згеж словно вчерашний день, не забывал ни кусочка из того, что удалось ему пережить там - во тьме голода и холода, может, потому и выбирали для него роли с трагической судьбой? И однажды Провидение вновь свело его с воспоминаниями о плене - столкнула лицом к лицу, дав возможность взглянуть страху в глаза. Это произошло в Варшаве во время пьесы "Грех". Еще в первые мгновения Владислав ощутил что-то странное, душу кольнуло нечто острое холодное. Пробежав глазами зрительский зал, он не увидел ничего странного, тем более, что публика была окутана завесой темноты. Влад собрался с духом, прочитал про себя молитву, которой научила его бабушка Леокадия и, выплеснув все тревоги и волнения, вложил их в свою игру, все свои эмоции, мимику, голос. Зрители были в восторге, они громко аплодировали молодому артисту, а тот, принимая от