Ловушка для Махно. Любовь, предательство, героизм времен Гражданской войны - Владимир Положенцев

Забрали своих коней. Вдоль реки поехали к станице. За холмом, у первых домов, спешились. Собаки, почуяв чужаков, зазвенели цепями, злобно залаяли. Атаманша вынула Маузер из кобуры, спрятала под бекешу.

Бекасов собрался идти с Анной, но она его остановила:

– Позволь, я сама, Петя… Ладно? Ты же понимаешь…

Пробиралась к штабу вдоль заборов, мимо еще добрых и сожженных домов. То ли бои здесь были, то ли комиссары подпалили жилища неугодных им казаков.

Штаб находился в крашенной желтой краской хате, как и говорили солдаты, сразу за рынком, у магазина с вывеской «Молочная торговля». В доме горел свет.

Белоглазова, пригибаясь, осторожно подобралась к краю строения. Попыталась встать на выступ, чтобы заглянуть в окно. Нога сорвалась и Анна ударилась подбородком о стену. Выругалась. Решила повторить попытку, но кто-то ухватил ее за воротник, встряхнул:

– Что, попалась, птичка?

Её держал за шиворот огромный матрос в бескозырке. Он был опоясан пустой пулеметной лентой, за поясом- Наган. Глаза его горели в ночи желтым огнем, как у кота, поймавшего добычу.

– Чего тебе тут надо, а?

Анна уже нащупала Маузер, но передумала его применять. Услышат выстрел-все пропало.

– Гулящая я, – сказала она, повторив сцену на хуторе.

– Что?

– По желтому билету работаю. Что тут непонятного? Вот, думаю, может товарищам комиссарам на ночь что нужно. Я все умею.

– Так уж и все, – несколько остыл матрос.– Мы, большевики, люди порядочные и высоконравственные, у нас это… запрещено.

– Да ладно, сказки-то рассказывать, запрещено, – покривилась Анна.– Природа у всех мужиков одна или вы больные поголовно, а?

Матрос задумался, потом расхохотался:

– А ты не промах. И на личико ничего себе. Ладно, может и сгодишься.

Матрос потащил Анну по крутым ступенькам крыльца, коленом открыл дверь, потом вторую.

В просторной комнате за круглым столом сидели пятеро мужчин, играли в карты. Двое в кожаных танкистских куртках. Такие теперь носили комиссары. Дым от папирос стоял столбом. Тем не менее, в комнате было довольно светло от нескольких керосинок и двух свечей. Одна из них в бутылке из-под мадеры горела на столе.

– Вот, товарищи, набивается скрасить ваш вечерний досуг, – сказал матрос.

Игроки обернулись. Среди них был штабс-капитан Половников. Он кинул на стол карты, поправил наброшенный на плечи офицерский китель без погон.

– Ну что, Володенька, кукуешь? – повторила Анна с ухмылкой вопрос, который впервые задала штабс-капитану в подвале винной лавки.

– Вот эта встреча! – всплеснул руками Половников. Китель свалился с его плеч. Он остался в белой исподней рубахе.– Знакомьтесь, товарищи. Атаманша, командир отдельной партизанской бригады Добровольческой армии Анна Владимировна Белоглазова собственной персоной.

«Как?!» – воскликнули комиссары хором. Встали с мест.

– Да. И моя сожительница. Влюбилась в меня с первого взгляда, как кошка. Если б не она, расстреляли б меня деникинцы, не моргнув глазом. Благодаря ей же, командованию Красной армии теперь многое известно об этой, с позволения сказать, армии- состав, вооружение, контакты с союзниками, атаманами станиц и, главное, планах. Если б генерал Деникин узнал об этом, он бы собственноручно пристрелил красавицу.

«Краси-вая», – протянул один из комиссаров.

– Можете оценить эту красоту, так сказать, теперь вплотную, – продолжал Половников.– Сама же пришла. Раздевается, друзья, по первому щелчку. Ну, Анна, покажешь номер?

Высокий, худой как жердь большевик, задвинул с грохотом под стол стул. Выпятил вперед бородку клинышком:

– Как она вас нашла, товарищ Половников? Может, привела с сбой целую армию!

– Успокой своего приятеля, Володенька, – ответила Белоглазова. – Никакой армии за мной нет. Ты верно сказал, я влюбилась в тебя как кошка, с первого взгляда. И вот пришла спасать тебя. А ты, оказывается, ни в каком спасении не нуждаешься.

– Милая Аннушка, – подошел к Белоглазовой штабс-капитан, дыхнул на нее дымом от папиросы, – неужели ты и в самом деле решила, что я свяжу свою судьбу с такой безголовой оторвой, как ты? Что буду воевать на стороне генералов, которые спустили в помойную яму великую империю? Они прошлое, ушедшее безвозвратно. Что они могут дать русскому народу? То, чем он уже сыт по горло- рабство, нищета и бесправие. От вашей армии пахнет нафталином и перхотью. Вас всего несколько тысяч, нас тьма, потому что на нашей стороне свобода и правда.

– Ты прав, Володенька, как всегда прав. На вашей стороне- тьма. Но я пришла сказать, что люблю. Безмерно люблю.

Пухлый комиссар в монокле осклабился. Худой засопел волосатыми ноздрями, упрямо повторил вопрос:

– Как она сюда попала?

– Нетерпеливые какие у тебя друзья, Володенька, – вздохнула Анна. – Что ж, щелкай пальцами, любимый.

Белоглазова засмеялась, но в глазах её штабс-капитан, кажется, увидел навернувшиеся слезы. Это его еще больше насторожило. Пора было прекращать комедию и в самом деле разобраться, как она узнала, что он здесь и как пробралась в станицу. А главное, для чего? Неужто и вправду за ним?

Анна спокойно достала из-под бекеши Маузер. Комиссары застыли будто в немой сцене. Только матрос стал пятиться к двери.

Его она пристрелила первым. Затем уложила комиссара с клинообразной бородкой, задававшего много вопросов. Остальные, вместе с Половниковым, отскочили в угол комнаты, где висела икона с погашенной лампадой. У всех в кобурах были револьверы, но от страха они забыли про них.

Когда прогремели еще два выстрела и большевики упали на пол, забрызганный их кровью штабс-капитан, опустился на четвереньки, пополз к Анне.

– Не стреляй, не надо!

– Что ты, разве я могу убить любимого человека! Я же пришла за тобой. Пойдешь?

– Куда скажешь. Хоть на край света.

– И снова мы будем жить и воевать вместе?

– Да!

На улице раздался взрыв, окно осыпалось осколками, часть рамы провисла в комнату. Внутрь ворвался ротмистр Бекасов. В руке он держал поднятую вверх гранату:

– Ложись, всем на пол!

Но увидев живую- здоровую Анну и убитых большевиков, опустил бомбу. Уставился на Половникова, ухмыльнулся:

– А-а, штабс-капитан… В картишки режешься?

Он подцепил мыском сапога червонную даму, отшвырнул к печке с чугунком картошки. Её подняла Анна, покачала головой:

– На червонную даму мне когда-то гадала цыганка, сказала что ждет меня безумная, однако роковая любовь. Ты любишь меня, Володенька?

В углу зашевелился один из комиссаров. Как оказалась, пуля пробила ему плечо:

– Это Половников сдал нам отряд ваших добровольцев, – сказал он с выраженным прибалтийским акцентом.– Специально к засаде привел. Он постоянно держал связь с нашей контрразведкой. Его здесь, по незнанию, чуть не расстреляли, я спас.

– Ты тот самый Берзиньш?

– Вам отсюда не выбраться, – ответил латыш, застонал.

– Видишь, Володенька, что ты натворил, – с иронией сказал ротмистр Бекасов. – Сколько людей из-за тебя погибло- и белых, и красных. Нехорошо.

– Это правда? – не глядя на штабс-капитана, спросила Анна.– Верно, что ты… был агентом большевиков?

Половников нервно раскачивался на каблуках, будто его штормило ветром. Вдруг прорвало:

– Да! Да! Ненавижу вас, ненавижу! Кем я был? Адъютантом самого Алексея Алексеевича Брусилова, героем! Вы же устроили в феврале переворот, отдали власть недоумку Керенскому. А потом не смогли справиться и с ним. Уничтожили всё- и монархию, и страну, а вместе с ней мою карьеру, жизнь. Теперь я хочу одного-свободы! Ото всех!

– Я, значит, виновата…

– В первую очередь, потому что служишь этим… карикатурным, никчемным старикам-полководцам, этим ублюдкам, которые только и могут что витиевато и учтиво изъясняться на собраниях, а за глаза обливать друг друга грязью. Армия… ха-ха..Умственные калеки-генералы, полуспившиеся офицеры-дезертиры, казачий сброд и юнкера-романтики. Ну какой из Деникина командующий? Ему бы только на санях с бабами кататься.

– Я, Володенька, служу только себе. С тобой же мне все ясно. Можешь не продолжать.

Белоглазова подняла Маузер, навела на грудь штабс-капитана. Тот втянул живот, прекратил дышать. Но глаз не отвел. В них пылал отчаянный гнев. Когда палец уже начал сдавливать спусковой крючок пистолета, Анна перевела ствол на Бекасова