Княгиня Ольга - Елизавета Алексеевна Дворецкая
Аналогию эту увидела ПВЛ:
«Произошло это как при Соломоне: пришла царица эфиопская, желая услышать премудрости Соломона, и увидела великую мудрость и чудеса: так же и эта блаженная Ольга искала настоящей божественной мудрости, но та <царица эфиопская> – человеческой, а эта – Божьей»…
Я думаю, составители ПВЛ были не первыми. Как мы уже отмечали, поездка Ольги в Царьград была совершенно уникальным явлением, поэтому, едва услышав (где-то за год до того) о предстоящем визите, а потом увидев ее воочию, Константин не мог не вспомнить царицу Савскую перед Соломоном. И то, что он сам при встрече с нею сидел на Соломоновом троне, позволило ему как никогда ярко почувствовать себя новым воплощением царя Соломона. В этот золотой миг реальность полностью совпала со сферой сакрального; для особ такого положения, как Ольга и Константин, это было не уникально, но в такие моменты, я думаю, они особенно остро ощущали свою богоизбранность среди людей, близость к высшим силам и к вечности, где раз за разом осуществляются все те же священные сюжеты…
А Ольга, едва вступая на путь христианки, одновременно с этим шагнула из старых священных преданий в новое – библейское. Можно сказать, что в тот день она получила посвящение в новом своем качестве – героини уже не языческого, как было раньше, а христианского предания. Получила силу, которая в конце концов наделила ее высшим титулом равноапостольной, святой. Ее древнее королевское имя Хельга, «посвященная», обрело свой смысл на новом уровне. И весь этот сложный комплекс смыслов дал образу ее такую силу, которая позволяет ей оставаться живой и сейчас, тысячу лет спустя.
И увидев, что она красива лицом и весьма умна…
Сложившийся за многие века Миф привязал к образу Ольги три сюжета о сватовстве: от Игоря, Мала и императора. Не знаю, кого в этом смысле можно поставить с ней рядом. Со всеми остальными «знаменитыми невестами», от Рогнеды Полоцкой до Февронии Муромской, любовная история случалась один раз. Превзошла ее только Елена Прекрасная, дочь Зевса и царицы Леды, которая была замужем пять раз (в последний – уже на том свете). В народном сознании, сформировавшем Миф, Ольга масштабом не уступала Елене, образу несравненной красоты на все времена. «Ольга мифа» не просто «красива лицом», но поистине сияет, как царевна со звездой во лбу и месяцем под косой. «Как утренняя звезда перед солнцем, как заря перед рассветом. Она ведь сияла, как луна в ночи» – восторженно восхваляет ее летописец, и неважно, что хвалит он ее как первую христианку: сам образ ее вобрал в себя всю красоту светил небесных. Ничего общего с «Ольгой писателей» – старухой с холодными глазами, бледными губами и белым мертвенно-гладким лицом. Причем, что интересно, в то время как Елена Прекрасная выступала главным образом пассивной жертвой чужой похоти, то Ольга все три посягательства отвергла и одержала победу над посягающим: Игорю она прочитала мораль и вынудила отказаться от распутных помыслов, Мала сокрушила военной силой, императора перехитрила и выставила дураком. В глазах творцов Мифа она обладала чистотой и целомудрием – наивысшей степени, доступной для светского лица, не ушедшего от мира. Она – часть пары «мать и сын», что вызывает множество сакральных ассоциаций – от Христа с Богоматерью до Добрыни Никитича с его мудрой матерью – «честной вдовой Офимьей Александровной». (А в самой глубинной основе этого архетипа, видимо, первобытная Великая Мать и ее Сын, одновременно играющий роль мужа и возрождающий самого себя.) «Ольга мифа» – поистине звезда, богиня красоты и чистоты, вооруженная умом и присутствием духа, чтобы эти свои качества достойно защитить. Можно только удивляться тому, как это былое восхищение в современном сознании переплавилось на противоположное чувство и породило «Ольгу писателей» – жестокую, холодную, не способную ни любить, ни внушать любовь кому бы то ни было.
Первые две «любовные истории» мы уже рассматривали, осталось рассмотреть третью. В ПВЛ этот мотив введен дважды, разрывая собственно сказание о крещении. После сообщения «Отправилась Ольга в Греческую землю и пришла к Царьграду» рассказывается о том, как император, восхищенный красотой и умом Ольги, предложил ей «царствовать с нами». Она же использовала свои чары как средство своеобразного шантажа: потребовала, чтобы император крестил ее лично, грозя иначе вообще отказаться от крещения.
Интересный момент. Как будто ее крещение нужно было не ей, а императору. Но, скорее всего, здесь отразилась мысль о важности того факта, чтобы ее крестил лично император. Именно для этого Ольга поехала в Царьград, а не крестилась дома, от безвестного «презвутера болгарского».
Далее в обеих статьях идет речь о наставлении в христианской вере, которые ей давал патриарх. Но после того как патриарх благословляет ее и отпускает, в ПВЛ идет брачное предложение от цесаря:
После крещения призвал ее цесарь и сказал ей: «Хочу взять тебя в жены». Она же ответила: «Как ты хочешь взять меня, когда сам крестил меня и назвал дочерью? А у христиан не разрешается это – ты сам знаешь». И сказал ей цесарь: «Перехитрила ты меня, Ольга».
То, что это сватовство – легенда, доказывать не надо. В него не верил практически никто, но доказательства недостоверности приводили разные. Одни говорили, что это было невозможно из-за ее преклонного возраста; Татищев в примечаниях к этому сюжету написал: «О сватании Ольги оставляю на рассуждение каждого рассмотреть лета ее». Но это не так: в 957 году Ольге, вероятно, еще не было сорока. По тем времена это, конечно, возраст весьма зрелый, но династического брака не исключающий. (Чуть ниже Татищев добавил: «Но скорее, думаю, что о сем сватанье некто, не рассмотрев лет, выдумав к похвале Ольги, после Нестора внес…» – как и мы, Татищев полагал, что сюжет выдуман именно ради похвалы Ольге. Показательный момент. Замечание «после Нестора внес» тоже важно – Татищев догадывался, что история этого сватовства появилась не сразу, а как новый этап литературного развития сказания об Ольге.)