Красный закат в конце июня - Александр Павлович Лысков
А далее в повествовании опять прибегнем к строгой хронологии.
Часть IX
Заклание тельца
Варлам (1880–1962)
Судьба русского капитала
1
В ожидании барж с верховьев Варлам стоял на берегу.
Пуя подобралась под самую кромку, ещё немного – и растечётся под ногами до леса. Большой лужей казалась река – шагай по ней в сапогах, и штаны не замочишь.
Как с высокого обрыва, с колокольни Ивана Великого, с башни Биг Бэна всегда подмывало Варлама пуститься в полёт, так и сейчас притягивала бездна, хотелось испытать упоительную жуть от бега по этой плёнке…
Над дымчатым лесом стрельнуло дымком. Из-за поворота выплыла белая льдина корабельной рубки. В ответ на взмах руки Варлама колёсный буксир приветственно протрубил.
Встречать высыпали все работники смолокурни на Медведке.
Капитан «Проворного» в чёрном клеёнчатом плаще первый сошёл по трапу – улыбчивый голубоглазый великан с рыжей бородой на горле, будто платок, повязанный от зубной боли (фасон – шкипер). Пожимая руку Варламу, кивнул на скипидарный цех:
– У меня однотрубный, а у тебя, Варлам Лукич, – целый крейсер.
После обеда они пили кофе у раскрытого окна с видом на штабель бочек-битков.
Кофейник был никелированный, как пуговицы на кителе капитана. А ручка у кофейника костяная, подстать рукоятке браунинга, торчащего у гостя из кобуры.
Из стального сундучка на коленях он выкладывал на стол перед Варламом пачки красных сторублёвок, серо-алых четвертных, зелёные десятки, голубые трёшники.
Грохнул напоследок мешочком с монетами.
– После Бога деньги первые, Варлам Лукич. Извольте пересчитать, – сказал капитан и принялся за кофе.
К этому времени, к 1918 году, история смолокурни рода Синцовых на Медведке насчитывала более 100 лет.
После Ипата хозяйствовали здесь его сын Давыд и внук Кузьма.
Этот последний в 50-х годах XIX века пошёл дальше деда и вместе с партиями своей смолы по просьбе окрестных смолокуров – слабых, болезненных, недосужих, лишённых задора и смелости, – стал сплавлять и их продукцию примерно за 15 копеек с бочки.
Создал смолокуренную артель.
При нём на артельные деньги ямные смолокурни были переоборудованы на более совершенные – корчажные.
Его сын Лука в конце XIX века уже завёл в артели медные змеевики для выгонки скипидара.
При Варламе, в начале XX века, пуйские мужики уже настолько разжились, что могли арендовать пароход с баржами.
(По материалам собственных исследований и работ В. Малахова «Жизнь и деятельность смолокуров Малаховых». Емьская гора, 2011; Е. Овсянкина «Судьба первого смолокура-кооператора». Важский край, 2003.)
2
Отплыли с Медведка в полночь.
Баржи с ветряками для откачки воды рыскали за пароходом, тёрлись бортами о подтопленные деревья, утюжили днищами кусты.
На крутых поворотах Пуи буксир кренился, одно колесо молотило по воздуху.
Удерживая линию, капитан Кокнаев в рубке крутил штурвал из стороны в сторону, «играл» кормой.
На Ваге множество судов, плотов и лодок вынудили давать гудки.
«Проворный» сипло выдыхал паром, а капитан при этом произносил одно и то же ругательство, по-фински растягивая:
– Лот-то финерот-то![131]
Длился тревожный час полночного солнцестояния.
В виду Шенкурска восток начал зримо раскаляться, сжиматься будто поковка под молотом, и вдруг словно бенгальскими огнями оттуда порскнуло.
Как при сотворении мира, нечто, бывшее туманно-цельным, разделилось на небо и землю, на облака и на их отражение.
Мир сомкнулся воедино.
И будто от радости бытия взвопил «Проворный».
Матросы принялись брать баржи на короткие концы, чтобы не заносило при швартовке.
Помогать – за выводной линь – ухватился Варлам.
3
На высокий берег Шенкурска бочки-смолянки поднимали конными лебёдками через блоки. Словно на приступ крепостной стены лезли битки в несколько рядов.
Варлам с палубы «Проворного» в рупор подавал команды бондарному войску.
Напоследок, озоруя, сам сел в порожнюю петлю и на катище взобрался как скалолаз.
Приказчик в суконном картузе громко по-солдатски изложил ему виды на торг. Потом доверительным шёпотом поведал о кознях новой власти. По мнению приказчика, вернее всего было бы Варламу Лукичу тотчас спуститься на канате обратно и немедля отплыть с остатным товаром подале от «этого осиного гнезда».
– А что мужики? – спросил Варлам.
– За вас горой!
– Ну, так и бежать не мне.
4
Он шёл по городу – белолицый с пшеничными усами, подкрученными в нитку (фасон – шевалье). В шляпе, сдвинутой на затылок словно бы не движением руки, а самими пружинистыми светлыми кудрями чуба. С сочных губ срывалось бодрое «тру-туру-ру».
Храм звонил по полному чину. Закончилась вечеря. Народ расходился по домам. При виде Варлама то и дело взлетали шапки над головами мужиков, бабьи лица расцвечивались улыбками. Отовсюду слышались здравицы. И Варлам ответно тряс льном своих кудрей. Купался в почёте.
После Синцовской вотчины и этот городок стал ему родным. С годами он вжился в него, украсил трудами.
Как на чудо ходили смотреть на его двухэтажный особняк, выложенный из обливного кирпича (лещади) цвета кофе с молоком. Карнизы были выточены внапуск. Наличники – из гранитной фасонины. Замковые камни в арках над окнами щерились львиными мордами.
На крыше высился бельведер.
Чугунные колонны поддерживали балкон ажурной ковки.
А перед домом разбегались в ряд берёзы, посаженные Варламом собственноручно. И в этот солнечный весенний день 1918 года их молодая зелень искрилась, подсвеченная изнутри стволами фарфоровой белизны…
Во дворе своего замка Варлам, как был в рабочих ботинках и просмолённом инженерном кителе, так и ухватился за рукоять насоса, похожего на пожарную помпу.
Поршни чавкали, сипели, и было слышно, как в бак на чердаке лилась вода для ванны.
С охапкой дров Варлам опустился на колени перед топкой и принялся разжигать огонь.
Кроме него ни у кого в городе не было ещё такой купальни, похожей на бассейн, выложенный метлахской плиткой.
Котёл был получен из Ливерпуля в разобранном виде.
Сам Варлам склепал его, нарезал винты, обвил трубами.
5
Капитан Кокнаев явился на ужин в белой парадной форме с медалью 300-летия Дома Романовых на груди.
Не из чванства нацепил «романовку», а лишь в напоминание о высочайшем покровительстве для придания весу на встрече с городским головой.
Был доволен – помогло.
Финн громоздился за обеденным столом, ёрзал на стуле, фехтовал ножом и вилкой, продолжая давний спор с Варламом: какой генератор покупать и у кого – у шведов или англичан.
Речник настаивал на простоте постоянного тока. Смолокур – на силе переменного. Ибо кроме освещения городских улиц намеревался подключить к будущей станции и лесопилку.
Варлам откидывал назад голову
