Сад чудес и волшебная арфа - Джанетт Лайнс
У Роберта Траута шрамы были снаружи. Она свои носила внутри.
Единственная удача заключалась в том, что горе случилось ближе к концу пребывания в Кобурге.
До этого Лаванда была поглощена учебой, особенно ботаникой и цветоводством, в которые погрузилась с головой. Директриса Корделл заметила ботанические способности своей ученицы и усердно взлелеивала ее страсть, убежденная, что молодые леди должны сопротивляться шаблонам, которые навязывает им общество. В библиотеке академии хранилось множество ценнейших трудов по ботанике и лекарственным растениям, в том числе книги Калпеппера, Линнея, Наттолла, миссис Лаудон, а также редкое старинное факсимиле «Театра растений» Паркинсона[12], страницы которого были ломкими, словно засохшие лепестки гортензии. Имелись там и словари языка цветов. И даже экземпляры «Журнала садовника»[13]. Ну а к делам домашним ближе были работы мистера Кустеда, миссис Трейл, небезызвестная статья о коллекции растений мисс Крукс и еще так много разных других, что Лаванда целые дни проводила у книжных полок, и ее приходилось уговаривать заняться чем-то еще: поделать упражнения на свежем воздухе или просто с кем-то пообщаться. Соседка по комнате, Этелинда Квакенбуш, шутила насчет такой увлеченности, что если Лаванда будет так много времени проводить с растениями и книгами, то глаза у нее станут красными, как у кролика, и она превратится либо в «синий чулок», либо в книжный призрак и забудет, как находиться в человеческом обществе. Да и вообще, может, ей уже перебраться жить в библиотеку? Лаванда от шуток отмахивалась: она нашла свое призвание и любовь, а все остальное не имело значения. Причем знала это еще до Кобурга. Мать собственноручно вырастила сад на Пиннакл-стрит и научила дочурку, как обращаться с цветами, а особенно с лекарственными растениями. Возможность же пропадать в библиотеке академии только разжигала пламя ботанического пыла девушки.
Когда Лаванда вернулась домой после учебы, миссис Клемент Роуз, которая часто бывала в доме на Пиннакл-стрит, очень беспокоило, что Лаванда постоянно торчит в саду, даже зимой, без конца выбирая какие-нибудь травы из-под снега. Она давно перестала обучать Лаванду, но как друг семьи по-прежнему окружала девушку нежной заботой. Например, знакомила Лаванду с холостыми молодыми людьми на разных мероприятиях, которые устраивались в округе: обедах, церковных собраниях или пикниках. Лаванде эти парни показались скучными, как сушеный лопух.
«Лави, – заявила миссис Роуз, в очередной раз навещая свою давнишнюю воспитанницу, – ты собираешься всю жизнь ковыряться в саду и превратиться в старую деву с грязными руками?» Смеясь, Лаванда ответила, что, по крайней мере, это будет ее собственная грязь, и, как ни больно превращать цветущий сад, некогда наполненный лучезарным звучанием арфы, в элемент сферы обслуживания, ничего не поделаешь – это приносит прибыль и дает некоторую независимость. Впрочем, никакие возражения и пояснения, конечно, не удерживали миссис Роуз от разглагольствований, что Лаванде непременно нужно выйти замуж. Заехав к девушке в следующий раз, заслуженная наставница заметила: «Твоему подопечному, сироте Арло Снуку, сейчас пятнадцать. В один прекрасный день он от тебя уйдет, и, не найдя себе мужа, ты останешься в одиночестве».
Какой бы правдоподобной ни казалась перспектива, что Арло покинет гостеприимный приют (с, увы, протекающей крышей) Лаванды, совсем одна она не останется, у нее будет сад. Но объяснять это такому прагматику, как миссис Роуз, было бы пустой тратой времени. К счастью, чай с миндальными пирожными, которые, кстати сказать, отлично получались у Арло, оказался эффективным отвлекающим маневром. Хотя, по правде говоря, здесь помогла бы любая сласть, обнаружившаяся у Лаванды в кладовке.
Лаванда закрыла дверь сарая. Она слишком проголодалась, слишком была оглушена событиями на вокзале, чтобы снова переживать о деньгах, которые мать вроде бы оставила и про которые отец пытался прошептать ей на последнем вздохе: «Сбережения на черный день, спрятанные… предназначены для тебя». Лаванда схватила отца за руку, но тут небо пронзила молния, а когда он прохрипел, где именно спрятаны деньги, раскаты грома заглушили его слова. Потом Роско Фитча не стало.
Она искала. Снова и снова. За минувший год Лаванда осмотрела сарайчик с инструментом, галерею в саду, чердак, проверила каждую щель в половицах, каждую стеклянную консервную банку и кувшин в кладовой, но все безрезультатно. Она скрупулезно исследовала даже мамину подставку для арфы, все еще стоявшей в гостиной, нет ли там какого-нибудь потайного ящичка. Увы. Никакие заговоры на самые мелкие гребешки в округе не помогли отыскать материнскую заначку. Призрак нищеты все приближался, но идей, где мама могла припрятать деньги, у Лаванды больше не было. И если бы пришлось пойти по миру, то миссис Роуз непременно напомнила бы: «А я ведь предупреждала, что лучше бы тебе найти мужа!»
Лаванда понимала, что от беспокойства в любом случае толку мало, и пообещала себе активизировать поиски. Она будет изобретательной, как плющ, и упорной, как молочай. Материнский подарок должен обеспечить ее будущее. Мать хотела, чтобы оно у нее было. «Ах, малышка моя, ты будешь обеспечена», – сказала однажды Амариллис Фитч, срывая грушу с садового дерева, которое посадила в 1832 году в честь рождения Лаванды. Мать произнесла эти слова, когда Лаванда была совсем маленькой, лет пяти, и тогда они не задержались в ее детском сознании.
Внезапно налетевший из ниоткуда дождь хлестнул по саду водяными струями.
Лаванда заспешила в дом, стискивая кусок мяса, завернутый в плотный коричневый пергамент. Хорошо бы Арло Снук уже вернулся после поиска работы, ведь так много нужно рассказать ему – как в тот день шла торговля на привокзальном рынке, об изуродованном, но великолепном джентльмене, который экстравагантным жестом унес в объятиях все ее цветы. А в кармане – саше с тысячелистником.
Но Арло Снука дома еще не было.
Ливень закончился так же внезапно, как
Конец ознакомительного фрагмента Купить полную версию книги
