Путь Абая. Книга I - Мухтар Омарханович Ауэзов

И тут простодушный Каумен выдал себя.

- У меня нет второй души, которую я готов был бы потерять перед Аллахом за ложную клятву. У меня всего одна душа, и клясться в том, что они не виновны, я не стану...

И тут словно гул прошел по Иргизбаю: «Каумен отказался ручаться за родичей! Значит, воры - из аула Караши!», «Считаются родичами, а поступают как враги!», «Не простим этого, пусть не ждут пощады! Аулы силой возьмем, все дома сожжем вместе с людьми!» Так бушевали и распинались Майбасар, Жакип и другие.

Они натравливали и Кунанбая:

- Ты не только зубы им показывай! Ты рви на куски, не жалей их!

Но Кунанбай, как и всегда, видел глубже. Этот последжутовый год для всех проходил очень тяжело. Надо было крепко подумать, прежде чем решиться на что-то жесткое. К тому же, у него наконец наладились хорошие отношения с Байдалы. Помимо всего этого, воры угоняли коней не только у иргизбаев, но и у самих бокенши и котибаков. Они не обошли и самого Байдалы. Значит, тут надо действовать с ним заодно, и если дело сладится, то нанести удар его руками. В любом случае вся вина за покражи должна лечь на Жигитек.

Придя к такому решению, Кунанбай умерил пыл Майбасара и других:

- Надо подождать. Набраться терпения. Караша от нас никуда не уйдет. А вам надо сначала успокоиться!

И он снова послал атшабара к роду Жигитек. На этот раз поехал старый Жорга-Жумабай. Первым делом он явился к Байдалы. Кунанбай благодарил его за то, что он очень умно повел себя с Кауменом и заставил его, в сущности, ясно высказаться о ворах. А теперь, сообщил Жумабай, вызываются Караша и Абылгазы для личной встречи с Кунанбаем.

Байдалы нечего было возразить, и он сказал:

- Пусть повидается с ними и поговорит как родич с родичами! Это дело. Я так все и передам Караше.

Приглашение Кунанбая было передано, но Караша и Абылга-зы никак на это не откликнулись. Байдалы начал было угрожать, но те были не из робкого десятка. И тогда Караша и Абылгазы оказались перед двойным обвинением: крадут скот и не хотят ответ держать перед властью.

Все это было в пользу Кунанбая.

Иргизбаи стали днем и ночью следить за аулом Караши. Абылгазы, Адильхан и Балагаз вдруг исчезли куда-то. Пошли всякие толки: «Скрываются. Ушли от суда».

А толки и кривотолки все росли, барымтачами стали называть всех тех джигитов из аулов Караши и Каумена, которых почему-то долго не бывало дома. Распространились слухи: Абылгазы действовал не один, у него большая шайка, надо всем миром выходить против них.

Слухи эти исходили из Иргизбая и быстро облетели все аулы. Балагаза и Адильхана уже открыто называли сообщниками Абылгазы. Когда тот не явился на вызов, были вызваны к волостному Балагаз и Адильхан. Караша и Каумен передали через людей, что они советуют им съездить к Кунанбаю.

Но Балагаз решительно отказался от поездки. Друзьям-сообщникам он сказал:

- От Кунанбая мне пощады не ждать. Он давно ищет моей головы, крови моей жаждет. Так зачем же я сам буду прыгать ему в пасть? Мне уже терять нечего. Но пусть попробуют сначала поймать меня! Пусть заарканят, свалят на землю и накинут узду. Я же все равно назван злодеем. Пусть! Но я не хочу, чтобы меня называли «послушным злодеем», или «расчетливым злодеем», или «сговорчивым злодеем». Лучше умру, но не потерплю такого унижения.

Дерзкий вызов Балагаза и Абылгазы заставил Кунанбая задуматься. По привычке прежних лет, ему бы сейчас устроить хороший набег на аул обидчиков, отнять имущество и разорить их дотла. Но теперь, после бедствий страшного джута, Кунан-бай чувствовал, что народом правит не его власть, а власть царя-голода, - любая неосторожность может вызвать большую беду.

В голову пришла мысль: жаловаться начальству, русским властям. Пусть пришлют урядников, те сами поймают воров и в кандалах увезут отсюда в тюрьму.

Но к этому времени в законах царской власти многое переменилось. Ага-султанство было отменено, громадный край Тобыкты был поделен на три дуана, и Кунанбай еще не ездил во власть и не представился новому начальству. А уже скоро начнутся выборы-перевыборы, и в такое время соваться к незнакомым начальникам с жалобой на свой же подведомственный народ было делом весьма нежелательным. Был расчет - подождать, хотя бы до конца выборов.

Да, переждать бы нужно, однако шайка Балагаза - Абылгазы разгулялась не на шутку. Власти волостного старшины не признают: два раза посылал за ними, они и в ус не дуют. Этак они просто возгордятся собой, решат, что наступило безвластие, и им можно делать все, что они хотят. В состоянии какой-то внутренней раздвоенности, Кунанбай собрал отряд своих джигитов и отдал им приказ: «Изловите всех до одного, когда они появятся в горах, и приведите ко мне!»

Но Балагаз был не из тех, кто легко дается в руки. Все его джигиты разлетелись по разным направлениям. Погоня за ними была безуспешной. А когда утомленные преследователи вернулись назад, вслед за ними возвратились и Балагаз, и вся его ватага. И тут же случился угон из табуна Кунанбая: барымтачи увели несколько откормленных стригунов.

Угон лошадей произошел в дни, когда аулы въезжали в свои зимовья. Дни стояли уже по-осеннему холодные, коровы и кобылы плохо доились, и народ мучился от нехватки молока. Барымтачи теперь крали мелкий скот, а из лошадей уводили только молодых жеребчиков и недойных кобылиц.

Кунанбай вызвал к себе Базаралы, тот повел себя не так, как другие жигитеки, и на приглашение волостного старшины явился сразу.

Кунанбай жил отдельным очагом с новой токал Нурганым. Они недавно перебрались в зимник. В комнате было тепло, убранство красивое, нарядное, как в доме молодоженов. Хозяйкой была высокая, статная, большеглазая красавица Нурганым. В ней молодость сочеталась с отменным здоровьем и самым веселым открытым нравом, розоватый румянец лежал во все ее полное белое лицо. С правой стороны носа, у самой раковинки ноздри, темнела маленькая родинка - словно редкостное украшение. Сильный стан у Нурганым гибок и строен, все тело у нее крупно, но соразмерно, как у истинной красавицы.

Ожидая, что скажет Кунанбай, Базаралы с невольным вниманием вглядывался в Нурганым и удивлялся про себя: «Надо же, где старик нашел себе такую красавицу-токал!»

Нурганым держалась скромно, но была ненавязчиво свободной в поведении и