Наследники. Экстравагантная история - Джозеф Конрад
— Значит, вы думаете, нам будет достаточно, если…
И тут у меня за спиной распахнулась дверь. Я бросил взгляд через плечо и вернулся к изучению блестящей фотографии Дан-дю-Миди[19]. Угрюмую мисс Черчилль обнимала очень изящная девушка — так, как изящным девушкам положено невинно приветствовать угрюмых ветеранов.
— Ах, моя дорогая мисс Черчилль! — прощебетал в зале голос. — Мы чуть было не собрались обратно в Париж, не повидав вас. Мы здесь всего на два дня — ради бала арендаторов, — и моя тетя… но это же Артур!..
Я с радостью обернулся. Это была девушка из Четвертого измерения. Она все еще говорила с мисс Черчилль.
— Мы так редко встречаемся и никогда — мирно, — щебетала она. — Мы ладим как кошка с собакой.
Она подошла ко мне — и светловолосые девы пропали, пропало все и вся. Я не видел ее почти год. Со слов мисс Черчилль у меня сложилось расплывчатое впечатление, что ее считают моей сестрой, что на наследство от полулегендарного австралийского дядюшки она воскресила славу поместья моей тети. Я ничего не опровергал, потому что не желал мешать стараниям тети по восстановлению семейного достоинства. Я ее даже поддерживал в какой-то малой мере — ведь, в конце концов, это и моя семья.
В воспоминаниях моя псевдосестра была яркой, четкой и довольно маленькой; теперь же на нее нельзя было взглянуть, не ослепнув от света. Она шла ко мне, лучась улыбкой, как корабль идет под сияющими башнями парусов. Я попросту растерялся. Не знаю, что она сказала, что сказал я, что мы делали. Насколько понимаю, мы общались несколько минут. Помню, в какой-то момент она сказала:
— Теперь уходите — мне надо поговорить с мистером Гарнардом.
Собственно, Гарнард как раз направлялся к ней — медленно, грузно. Она легкомысленно приветствовала его, как женщина приветствует близкого знакомого. Я вдруг обнаружил, что ненавижу его, не считаю тем, с кем ей стоило бы знаться.
— Все решено? — спросила она, когда он приблизился. Он вопросительно — и дерзко — посмотрел на меня. — Это мой брат, — успокоила она, и тогда он ответил: «О да», когда я уже уходил.
Я его ненавидел и не мог отвести от них глаз. Я встал у каминной полки. К ним подошел и герцог де Мерш, и я радовался его вмешательству, пока не заметил, что и он знаком с ней близко — фамильярничает с помпезностью такой же раздражающей, как небрежность Гарнарда.
Я стоял и прожигал их взглядом. Я отмечал ее невыразимую красоту; почти опасную уверенность в себе при разговоре с двумя мужчинами. Я стал сплошь глаза. Ни разума, ни мыслей. Я наблюдал, как три фигуры воплощают разные настроения беседы: она — очень оживленная, де Мерш — гротескно выразительный, Гарнард — неприкрыто мрачный. Он был мне неприятен, как неприятны откровенно вульгарные люди, но сам он таким не был — просто было в нем что-то… что-то. Я не мог разглядеть его лица — не мог никогда. Так и не разглядел, как не получалось разглядеть и запомнить ее лицо. Я смутно гадал, как Черчилль может сотрудничать с таким человеком, как может оставаться наедине с ним — и с шутом вроде де Мерша; я бы на его месте испугался.
Де Мерш, стоя между ними, выглядел деревенским дурачком между профессиональными аферистами. Мне вдруг пришло в голову, что она позволяет мне увидеть — заставляет увидеть — понимание между ней и Гарнардом: на него намекало то, как они украдкой переглядывались, стоило ненаблюдательному герцогу отвернуться.
Теперь я увидел, как к ним нерешительно идет Черчилль — притягиваемый, как соломинка в омут. В припадке ревности я отвернулся.
Глава девятая
После этого мне не спалось, и на следующий день я был не в настроении для общения с Фоксом. Ее вид затмил собой всё; мысль о ней делала всё отвратительным, расстраивала мою гармонию с миром — с той частью мира, что стала моей. Я хотел попасть в ее мир и не видел пути туда. Редакция Фокса словно находилась безнадежно далеко от этой дороги — от любой дороги, которая куда-нибудь вела: тупик. Однажды я сам мог надеяться занять такой кабинет — без галстука, как Фокс. Но не это должно увенчать мою карьеру, не об этом я мечтал. Моя мнимая сестра выбила меня из колеи.
— А ты как раз разминулся с Поулхэмптоном, — сказал Фокс. — Он хотел напечатать твои «Атмосферы».
— О, пропади пропадом Поулхэмптон, — сказал я, — и особенно — «Атмосферы».
— Прекрасно тебя понимаю, — продолжал Фокс, — но я сказал мистеру Пи, что ты согласен, если…
— Не хочу даже знать, — повторил я. — Я же говорю, мне все это опротивело.
— Какая перемена! — заявил он с сочувствием. — Я так и думал, что этим все закончится.
Мне вдруг стало неприятно, что такой человек, как Фокс, вообще обо мне думает.
— О, я доведу дело до финала, — сказал я. — Кто следующий?
— Теперь очередь герцога де Мерша, — ответил он. — Де Мерш как основатель государства — это выпиши как можно ярче, прямо поперек страницы. Момент настал — и мы должны его заарканить. Я неплохо с тобой обращался… Ты понимаешь…
Он начал объяснять — как обычно, в своих мрачных выражениях. Пришло время для энергичного и искусственного бума де Мерша — стартового выстрела. И застрельщиком быть мне. Фокс хорошо со мной обращался — и мне следовало отплатить. Я слушал с апатичным безразличием.
— Что ж, хорошо, — сказал я.
Подсознательно я понимал: решающим фактором для меня стала новость, что де Мерш едет в Париж. Будь он где-то в собственном герцогстве, я бы к нему не собрался. Поначалу мне казалось, что интервью пройдет в Лондоне. Но Фокс — по крайней мере, с виду — даже не знал о нынешнем приезде де Мерша, говорил о нем так, будто тот уже в Париже — в квартире, где принимает континентальных финансистов, что занимает столько его времени.
Тут я
