Песни/Танцы - Алексей Викторович Ручий

— Как люди могут такое слушать? — задал я вопрос самому себе, но получилось вслух.

— Ты ничего не понимаешь, — ответила Маша, — это дабстеп, очень модное сейчас направление электроники.

— Это примитивизм какой-то. Для меня самое модное направление электроники — это «Депеш Мод» или же «Продиджи», если хочется чего-то экстремального.

— «Продиджи» — это уже прошлый век, про «Депеш Мод» вообще молчу.

— Пусть прошлый, хронологически против истины ты не грешишь. Но тогда я за прошлый век, чем за эту какофонию.

— Не ссорьтесь, девочки, — Геныч затянулся и выпустил густое облако дыма.

— Сам ты девочка. Ты-то что думаешь по этому поводу?

— Ничего не думаю. «Нирвана» круче всех, Курт Кобейн живее всех живых.

— С этим никто и не спорит.

— Тогда давайте еще выпьем.

— Давай. За понимание тогда.

Выпили еще пива. Потом молча докурили. Дабстеп закончился, заиграла медленная рок-баллада. Елей на душу. Я откинулся на табуретке, прислонившись спиной к стене.

— В шахматы не хочешь сыграть? — предложил я Генычу, на соседнем пустующем столике лежала шахматная доска.

— Не хочу, если честно. Да и в шахматах не силен.

— Ну, как знаешь.

— А вы «Боярский» пробовали? — спросила внезапно Маша.

— Это усатого мушкетера, что ли?

— Нет. Это коктейль такой. Называется «Боярский».

— Портвейн с колой?

— Нет же. Давай, я возьму, и ты попробуешь? Хорошо?

— Валяй.

— Тогда я возьму всем нам по «Боярскому».

Маша сорвалась в направлении бара. Боярский так Боярский, я был не против. Я посмотрел на Геныча. Геныч расслабленно пил пиво.

— Жениться еще не надумал? — спросил я.

— Думаю над этим. Наверное, пора…

— Ага. Вы же давно вместе.

— Давно.

Вернулась Маша с тремя стопочками, в каждой плескалась взвесь из нескольких разноцветных ингредиентов.

— Пить надо залпом, — сказала она.

— Хорошо, тем лучше — мне трудно смаковать незнакомую мне жидкость. Вдруг этот красный слой — лягушачья кровь?

— Это соус табаско. А вообще — пей давай, не умничай.

Мы стукнулись стопочками и выпили. «Боярский» легко провалился внутрь моего пищевода. Осталось только уксусное послевкусие. Я поспешил сообщить об этом Маше:

— Я ошибаюсь или в состав входит уксус?

— Не уксус, а соус табаско, я ж говорила.

— По мне так уксус, самый обычный уксус.

— Еще гренадин — красный сироп из гранатового сока. И водка.

— Вот водки я совсем не ощутил.

— Тогда надо повторить.

— Думаешь?

— Стопроцентно!

За второй порцией пошел уже я. Скрупулезно пронаблюдал процесс приготовления коктейля. Маша не обманула: сироп, водка, соус. Кажется, в таком порядке. Соус осел сквозь водку и лег поверх сиропа. Я расплатился и вернулся на наше место.

— Да, ты права: там водка, соус и этот сироп, как его… — сказал я Маше.

— Гренадин.

— Ага, он.

— Будем! — Геныч высказал то, что крутилось у нас в головах.

Мы чокнулись и выпили. Опять привкус уксуса. Я достал сигарету из пачки, чтобы его перебить. Чиркнул зажигалкой.

— Почему он называется «Боярский»? — спросил я Машу.

— Не знаю. Боярский и Боярский, какая разница?

— Да, в общем-то, никакой.

Действительно, зачем вникать в суть сложных и не самых логичных имен? Кто знает, о чем думал неведомый изобретатель этого коктейля, когда подбирал алхимический состав? Возможно, его действиями руководили какие-то масонские мотивы. Не зря же в составе коктейля два красных и один прозрачный компонент. Кровь и слезы. А еще фамилия известного актера и болельщика «Зенита» в названии. Да уж…

Заиграла зажигательная самба — какой-то техно-ремикс классической мелодии. Захотелось танцевать.

В «СССР» это невозможно было сделать по определению — не позволяло маленькое пространство бара: от стены до стены было каких-то метров пять, и это не беря в расчет того, что на этих метрах уже стояли столы и табуретки. Это был бар для спокойных бесед, дающий возможность накачаться после трудного рабочего дня в компании старых знакомых, играя в шахматы или нарды. Для танцев надо было искать пространство более внушительных размеров.

— Вы не хотите танцевать? — спросил я своих друзей.

— Ты хочешь танцевать? — раскусила меня Маша.

— Я хочу. Но вопрос был адресован вам.

— Я не против, — Маша повернулась к Генычу, — а ты?

— А я как все, — спокойно рассудил Геныч.

— И где здесь можно потанцевать?

— Пойдемте на Думскую — там можно, — кажется, Маша обрадовалась перспективе танцев.

— Давайте тогда допьем и двинемся.

— Хорошо.

Ночь разворачивала свое алкогольное действо, словно разноцветную волшебную спираль, завлекая нас в свои темные, чарующие и манящие чертоги; хотелось отдаться ей, забыть обо всем и пуститься вдаль по ее теплым волнам. Да, ночь! Да здравствует молодость! Да здравствует пьянящее и бесконечное чувство свободы, свойственное молодости!

Только молодым можно пойти на верную смерть не боясь. Потому что молодости неведом страх. Молодость дышит светлым и трогательным; тем, что лежит в основе этого заскорузлого и очерствевшего от времени мира и что потерялось под тусклым налетом повседневности.

Мы допили и покинули ностальгический бар «СССР». Прощайте, Ленин и Сталин! Мы идем дальше, на поиски завещанного вами светлого будущего, но уже без вас. И мы его обязательно найдем — не сомневайтесь в нас.

Думская была культовым местом. Маленькая улочка вдоль Перинных рядов почти целиком являла собой пространство клубов и баров. Бары были небольшие, но зато на любой вкус. От мажорного пивного ресторана, принадлежавшего известному питерскому шансонье, до темной панковской забегаловки, где в маленькой прокуренной комнатке постоянно ревел хардкор, выдаваемый одной из местных групп. Ты мог выбрать один и ходить только в него. Либо, наоборот, посещать их все, блуждая от одного к другому. Многие так и делали.

Для людей старшего возраста Думская улица в пятницу вечером и все выходные дни выглядела средоточием пьянства и разврата; для молодежи, потерявшей в эпоху стабильности все нравственные и идейные ориентиры, — олицетворением свободы. Здесь можно было пить, разговаривать, танцевать, снимать девчонок или парней — кому как нравилось. Здесь было легко отыскать кого угодно: хоть размалеванных в стиле глэм фриков, хоть хипстеров в клетчатых пальто.

Однажды здесь ко мне привязался молодой бомж, который рассказывал анекдоты за символическую плату. Он проделывал свою работу весьма просто: преграждал вам путь и после короткого вступления, посвященного его нелегкой доле, предлагал сформулировать тему, на которую вы хотите услышать анекдот. За небольшое от вас вознаграждение конечно же. Разогретые алкоголем кочевники от бара к бару редко посылали его. В конце концов, он просил деньги за работу, а не просто так. Поэтому его слушали и ему подыгрывали: всем было интересно — действительно ли он такой знаток анекдотов.

Безусловно, все старались соригинальничать и придумать тему поэкзотичнее и посложнее. Но, видимо, мышление подавляющего большинства людей так или иначе схоже, либо все анекдоты построены по некоторым универсальным принципам, позволяющим ассоциировать их с любыми явлениями и персонажами — этого парня было невозможно озадачить чем-нибудь экстраординарным. Он знал анекдоты про все: начиная от политики и заканчивая космонавтами и проститутками. Мне он рассказал анекдотов пять на разные темы и вполне заслуженно получил свою сотню на пиво.

В общем, Думская в сознании молодого поколения нулевых была своего рода символом: она олицетворяла то, что делалось знаменем эпохи — стабильность. Каждую пятницу вы могли прийти сюда и стабильно напиться. Стабильно потанцевать или обзавестись новыми знакомствами. Поиграть в настольные игры или даже подраться. Все зависело от вас.

Стерильная свобода: вы платили деньги и получали удовольствие от жизни, без каких бы то ни было последствий. Танцуй и отдыхай — вот девиз поколения гаджетов, как, впрочем, и их предшественников — поколения рейвов.

Общество потребления продолжало разворачивать свою сеть, поглощая все на своем пути. Неподалеку, у Гостиного двора, постоянно проходили акции протеста, а здесь — протестовать не было смысла. Зачем протестовать против круглосуточных тусовок на выходных после скучной недели в офисе?

Вы могли не принимать философию Думской, но, оказавшись здесь, вы вливались в ее движение. Ведь Система огромна и всесильна, а вы — вы словно спичка, которой гореть сорок секунд, тут всего сделать не успеешь. Поэтому оставалось нырнуть с головой в этот хаос и утонуть в нем. Пусть будут танцы! Сегодня. К черту думы о завтрашнем дне! К черту думы вообще…

Вот так. Улица Думская была самой бездумной в этот пятничный вечер, и мы пришли на нее, чтобы прошвырнуться по барам. Вся улица была заполнена людьми: одни приходили, другие уходили, третьи стояли, разбившись на компании, и трепались на улице.

Первым делом зашли в «Фидель». Внутри было не протолкнуться, мы попробовали поискать свободное место, но быстро поняли, что это не принесет желаемого