Песни/Танцы - Алексей Викторович Ручий

— Давай.

Стукнулись боками бутылки, их звон гулко прозвучал в густом воздухе вагона. Через несколько мест от нас затянули футбольную песню. Поезд тронулся. Я возвращался. Назад, в привычный круг. Продолжать плутать по лабиринту, пробираясь в самое сердце его.

[1] Последние танки в Париже, «Империя».

Затишье перед бурей

Бывает, что сюда заходят и жрецы. Обычно они сидят особняком, не заводя ненужных разговоров. Молчание — их право, а возможно, и часть отправляемого ими культа. В любом случае к ним никто не лезет, и им не приходится тратить слова зазря.

Я остановился в этой дыре на пару дней. Взял передышку. Зиккурат — вот он, я почти дошел до своей цели, как и сотни других, которых с каждым днем все прибывает. Спешить некуда, неотвратимое наступит при любых раскладах, тут нашей воли нет — так считаю я.

Загружаюсь местным пойлом, слушаю, о чем говорят вокруг. Людей много, в основном беженцы. Бегут с насиженных мест, в смысле уже убежали. Странно, но среди них нет ни одного, кто бы знал хоть кого-нибудь из тех, кого тронула болезнь. Но все как один твердят о том, что сорвались с обжитых мест из-за эпидемии. Получается, что чума свирепствует где-то, но никто от нее не пострадал. Впрочем, до КПП лежат кварталы убийц — и наверняка там много народу отсеялось, если вы понимаете, о чем я.

Жрец заходит, пересекает зал и садится к стойке рядом со мной. Берет местное пойло, от которого плавятся мозги, швыряет хозяину несколько монет. Тот протягивает ему мутный замусоленный стакан.

— Твое здоровье, — говорит мне жрец, делает характерный жест и выпивает стакан залпом.

— Благодарю. Пропустишь еще стаканчик? За мой счет…

— Валяй.

Я заказываю ему еще стакан, оплачиваю из своих.

— Беженец?

— А что, похож?

— Не из местных. А в остальном — черт тебя знает.

Наверное, он решил нарушить обет молчания. Впрочем, это его дело.

— Иду к Зиккурату. Ищу разгадки.

— И как успехи?

— Пока никак. Загадок больше.

Он делает глоток.

— Думаешь, там сможешь узнать все, что хотел?

— Надеюсь.

— Ты заблуждаешься. Мы — не справочное бюро и не лавка цыганской гадалки.

— Я настойчив.

— Тебе нужно Знание?

Нужно ли мне Знание? Скорее всего, нет, но заполучить его представляется мне необходимым.

— Пожалуй, — отвечаю я.

— А если за него придется заплатить такую цену, что ты вынужден будешь отказаться?

— Это вряд ли…

— И тем не менее?

— Если ты имеешь в виду мою жизнь, то там, откуда я пришел, она могла сгореть в считанные секунды. Просто так.

— Ладно. Рискни. Мне-то что? Я предупредил. Давай еще по стаканчику?..

Его предложение мне нравится. Как и мое нынешнее положение. Этакое затишье перед бурей. Жаль, что рано или поздно все это кончится. Но так, пожалуй, и должно быть. Иначе зачем я проделал весь этот путь?

Разочарование — Песнь 6. Куплет 1

Разочарование — тонкая стальная игла, попавшая в ваш организм, по несчастливой случайности внедрившаяся под кожу и от места проникновения движущаяся по венам к сердцу. Разочарование несет в себе Смерть, а потому неизбежно. Ты не знаешь, где тебя ждет роковой укол, но он ждет тебя обязательно. Он ждет тебя среди бумаг и отчетов, составляемых тобой каждый день, среди рутинной пыли, опостылевших людей и лиц; он ждет среди сутолоки баров по выходным, среди плещущегося алкоголя, в бархатной коже женщин, в надеждах на будущее, везде. И тебе не уйти. Как если бы все мы вдруг стали кем-то еще…

Разочарование — неминуемый итог всего, а потому нет смысла бежать от него. Однажды, водя компьютерной мышью по поверхности стола, вглядываясь в мерцание монитора, прогоняя в уме запомненные раз и навсегда фразы, повторяя их в телефонную трубку, ты запнешься… и поймешь это. Обязан понять.

Время — ничто, и мы — ничто в этом времени. Нелепые, статичные, застывшие в смешных клоунских позах. Терзающиеся неразрешимыми вопросами подобно Гамлету, принцу Датскому. Мы не сможем поставить время раком, а оно нас — запросто. И оно это делает. Раз за разом.

Мне кажется, что я работаю на этой работе тысячу лет, и это действительно так. Я погряз в тошнотворной рутине, как монгольская конница в новгородских болотах. Вокруг будет меняться все: безумный мир, его оболочка и нутро, а я останусь тем же. Я помню все, что происходило тут весь прошедший год, и годом ранее, и двумя. Ничего не происходило…

Ты — песчинка, попавшая на наковальню. Работаешь штатной единицей, потом руководителем штатных единиц, потом руководителем руководителей, и так дальше, до бесконечности. Все равно оставаясь песчинкой. Единицей. Бессмыслицей.

За прошедший год, а может, два, хотя, может, — и это тоже справедливо — всю тысячу лет в нашем офисе ничего не изменилось. За исключением каких-то ничего не значащих мелочей. Вроде кулера с водой или исполнительного директора. И тот и другой были лишь декорациями глупого спектакля. Песок и Пепел…

Нет больше коллеги Коли, моряка, по нелепой ошибке угодившего в офисные сети. Нет Марины, секретарши, которая ушла в другую фирму на аналогичную должность, но с более высоким окладом. Даже наш руководитель — Андрей — испарился в поисках лучшей доли. Вместо него — такой же московский варяг Виктор, зануда и словоблуд. Ну, и я — неизменный я, от которого мне никогда и ни за что не уйти. Словно заспиртованный эмбрион в банке…

Читаю очередное письмо от заказчиков, прихоти которых растут изо дня в день в геометрической прогрессии. Понимаю, что прочитал таких писем за последние годы несколько десятков тысяч. Они все похожи друг на друга, слово в слово. Одни и те же мысли, одни и те же речевые пассажи. Словно их пишет один и тот же человек под разными именами…

Может, и один и тот же. Может, это я сам пишу самому же себе. Черт его знает. В офисе развивается какое-то смутное подобие шизофрении — твои ложные личности живут за тебя, продают за тебя, продают тебе. Все правильно — хороший продавец в первую очередь должен уметь продать товар себе. Это азы менеджмента в продажах. Это основа офисной шизофрении, гибкий шаблон для всех.

Мне становится скучно, я смотрю на часы. Через двадцать минут окончание рабочего дня. Еще один день прочь. Забракован и без всякого сожаления выброшен на свалку истории. Именно так. Какой, кстати? Пытаюсь вспомнить, выходит, что среда. Среда так среда. Середина недели. До выходных еще далеко.

Мои коллеги так же усердно пялятся в свои мониторы, кто-то разговаривает по телефону. Все делают вид, что работают, но на самом деле все доживают последние минуты на работе. Чтобы вырваться из офиса и поехать прочь. Чтобы почувствовать иллюзорное упоение свободой, спускаясь в метро, толкаясь среди себе подобных; чтобы прийти домой, бездарно потратить вечер на всякую ерунду вроде просмотра картинок с котиками, а затем попробовать выспаться и завтра снова вернуться в клетку. Ага.

Правила игры одни для всех, и всем они давно известны. Отсюда не сбежать, потому что всюду нас ждет то же самое, пусть и под другой оберткой. Такие же офисы и пустые дни. Я иду курить.

Курю я много, чересчур много, возможно, это защитная реакция моего организма на гнетущую обстановку офиса. Каждый перекур строго регламентирован внутренним распорядком, и за день на них отводится не больше двадцати минут в совокупности, но все мы ищем лазейки в этом самом регламенте, чтобы лишний раз улизнуть в курилку.

Сигареты не приносят радости, как и работа. В обоих случаях это всего лишь привычки, удобные ловушки для сознания. Ты вдыхаешь и выпускаешь дым, растягивая время, заставляя его застыть неповоротливой глыбой, занять максимальный объем, хоть на чуть-чуть избавляя тебя от ненавистного настоящего и безрадостного будущего.

Звонит мобильный, я не сразу понимаю, что это мой. Лишь ощутив вибрацию в кармане джинсов, непроизвольно тянусь к нему. Достаю, смотрю на светящийся экран. Звонит знакомый — Олег. Нажимаю на кнопку, отвечаю на звонок:

— Да?

— Здорово!

— Привет, — я делаю затяжку и щелчком отправляю окурок в урну.

— Чем занимаешься?

— Убиваю время…

Пауза.

— Таки совсем убиваешь?

— Совсем. Напрочь. Навсегда. Безжалостно уничтожаю.

— Понятно. И как на это смотрит твое начальство?

— Никак не смотрит. Начальство тоже убивает время, только помимо своего еще и мое.

— Жесть… Чего после работы делать собираешься?

Я думаю над тем, что я собираюсь делать после работы. В принципе ничего. Дорога домой, вечер перед компьютером и сон — это и есть то самое НИЧЕГО, в которое вмещается все. Обычный набор, житейская пустота. Я