Сторож брата. Том 1 - Максим Карлович Кантор

Максим Кантор

Сторож брата. Том 1

Посвящается жене Дарье

Том 1

Главы 1–25

Пролог

Помимо прочего, феномен войны состоит в том, что один получает право на жизни многих, ему неизвестных, но приговоренных к смерти. Война — так считают во время войны — необходима обществу, как необходимо горькое лекарство: война утвердит самосознание народа. Народу нужно самосознание для единства. Единство нужно обществу, чтобы обществом было легче управлять. Во время войны команды выполняются беспрекословно, война делает приказ сильнее закона мирного времени. Началась война, явление противоестественное, однако регулярное в истории, управляющее миром в большей степени, нежели любовь. Солнца и светила движет любовь, утверждает Данте, но землей и народами движет война. Война есть регулятор общественного организма. Война привела в движение механизмы, которые в скрытой форме работали и до войны, но во время войны заработали с исключительной силой — и открыто. Война медлила, и многие поверили в то, что войны не будет никогда.

И вот человек с холодными глазами, лидер огромной страны, выпустил войну на поля сражений — и планета завертелась быстрее.

Люди с глазами более теплыми, но с челюстями не менее твердыми, те, которые командовали противоположным лагерем, встретили удар хладнокровно. Огромные массы народа повсеместно пришли в движение, подчиняясь командам и собственному энтузиазму. Война заставляет человека верить в то, что убивать — это его долг, и что насилие связано со справедливостью. Ведь суд и наказание преступника — необходимы. Те лидеры, которые посылали миллионы плебеев на смерть, поставляли оружие и боеприпасы, оставаясь при этом неуязвимыми, эти лидеры верили в то, что выбора нет — только война. Война, считали они, искалечит мир, но война вылечит мир.

Смерть во имя блага и мира — это общий лозунг войны.

Это книга о том, как война стала править человечеством. Сильные люди рассуждали от имени истины, а слабые люди узнавали эту истину через боль. Это книга о том, как жадные люди произносили слово «право», но думали только о своем собственном праве повелевать бесправными. Это книга о том, как расчет и корысть выдавали за принципы справедливости. Это книга о злодеях, которые думали, что исполняют свой «долг». Их «долг» состоял в том, чтобы властвовать.

Это книга о том, как человек, маленький человек, захотел стать сверхчеловеком.

Но книга и о другом. Прежде всего, книга о любви.

Любви приходится очень тяжело, потому что любовь хрупкая, а зло сильное и хитрое.

Рассказать надо все по порядку. Поэтому начнем рассказ из колледжа в Оксфорде.

Глава 1

Обратно

Трудно уехать. Тридцать лет назад трудно было отказаться от Москвы. Сейчас вышло хуже.

— Из-за Брекзита, да? — спросил капеллан колледжа Роберт Слей.

Священника прозвали Бобслей: неся людям свет, он мчался вперед, точно тяжелые сани.

К лацкану пиджака Бобслея был прикреплен значок: хоровод звезд на синем фоне — символ единства европейских народов. Так сотрудники Оксфордского университета выражали несогласие с тем, что Британия вышла из Европейского союза; непримиримые противники Брекзита носили значки открыто, приколов к мантиям, разжигая инакомыслие в студентах. А студенты известно какой народ — бурлят! Не до такой, конечно, степени бурлят, как студенты Сорбонны в 1968-м, но подчас позволяют себе острые реплики. И профессора попадаются отчаянные. Например, профессор социологии, итальянец Бруно Пировалли, высказался предельно резко: «Если так будет продолжаться, то, поверь, настанет день, и я выйду на улицу в числе демонстрантов, открыто заявлю, что демократия в опасности!» Итальянец по происхождению, Бруно уже давно стал совершенным англичанином, поутру ел камберлендские сосиски с бобами, но гарибальдийский дух давал о себе знать.

— Я присоединюсь к манифестациям! Наши политики однажды вынудят меня возвысить голос, — сказал Бруно в доверительной беседе.

Далеко не все были смельчаками, как Бруно Пировалли и Бобслей; и, даже если многие в университете и были несогласны с политикой правительства, а иные (это в особенности касалось экономистов) предвидели финансовые осложнения после выхода из Евросоюза, в целом профессура приняла известие хладнокровно. Для ученых мужей, знающих историю отечества, удивительного здесь не было.

Вся Британия проголосовала: идем обратно — прочь из семьи народов Европы, и поворотила вспять от так называемых общих европейских ценностей. Тут самое время задать вопрос: а что за ценности такие тщились объединить Европу? Неужели послевоенная демагогия, возведенная в статус законов бюрократией Брюсселя, перевесит традиции веков? Для того ли Генрих Восьмой рубил голову Томасу Мору, чтобы сегодня британские парламентарии поддакивали юноше Макрону и старушке Меркель? Где Европа — и где Британия? Положим, в интеллектуальном пабе «Ягненок и флаг» завсегдатаи не одобряли конфликт англиканства и католицизма, но у прочих жителей городка континентальная Европа вызывала тревогу. И рядовые граждане рука об руку с парламентариями вышли прочь из Евросоюза в привычное пиратское одиночное плавание.

Кому и почему грезилось, что союз Британии и Европы возможен, ответить сложно. Народы грызли друг другу кадыки в Столетней войне, терзали друг друга в тридцатилетних войнах (что в семнадцатом, что в двадцатом веке), рвали пирог земного шара на части во время наполеоновских войн — и что ж теперь, британцам подпасть под крыло наполеоновской конституции? Ну, не вполне наполеоновской, конечно; но будем откровенны — это он, узурпатор, заложил мину под здоровый феодализм. До равенства почтальона и менеджера среднего звена и то договориться невозможно, а нынче возмечтали о равенстве британца с греком? Послевоенная Европа казалась идеальной: дивный мир французских кинокомедий, немецкого раскаяния и австрийского прагматизма Хайека — казалось, что можно одновременно любить деньги и человечность. И вдруг разом отказались от братских лобзаний: обнаружилась привычка более древняя, нежели привычка к равенству.

Народная воля (да не смутят аллюзии с русской террористической партией) или политический демарш консерваторов — теперь уже неважно; нация сделала выбор! Даже если лидера нации определяют голосованием внутри небольшой компании тори, это все равно: торжествует демократия, она такова — и простой человек этой демократией гордится. Свершилось: Британия вырвалась из объятий Европы и оставила Европу с ее глупейшими проблемами. Кому же охота заменить простые радости sunday roast в пабе на капризы брюссельских демагогов? Есть свои домашние заботы, они важнее. В жизни университета отказ от Европы менял ничтожно мало: учеба для иностранцев стала дороже, но раджи и нефтяники, что посылали деточек в Оксфорд, могли раскошелиться. Поднимут налоги в