Мимочка - Лидия Ивановна Веселитская
Спиридон Иванович немедленно и с полным усердием приступил к своему лечению. Он любил и умел лечиться. Не довольствуясь пунктуальным исполнением предписаний пользующего его врача, он совещался потихоньку и с другими врачами, совещался и с больными, с которыми знакомился в ваннах и у источников, совещался с аптекарем и другими своими поставщиками, накупил груды медицинских книг, брошюр и лечебников, накупил врачебных вин и лекарств по газетным объявлениям, каждый день находил в себе новую болезнь и так подробно, так многозначительно излагал доктору свои болезненные ощущения, что молодой француз, выслушивая его с глубокомысленным и вежливым участием, в то же время не без нежного сострадания поглядывал украдкой на бледную, хорошенькую Мимочку и, покручивая концы шелковистых усов, говорил ей взглядом: «Бедняжка! И так мила!..»
Спиридон Иванович решил лечить и Мимочку от малокровия и нервов. Maman так просила его об этом! И Мимочка стала пить source Mesdames[24], и брать ванны, и похаживать по парку. Но так как ее лечение было все-таки менее сложно и серьезно, чем лечение Спиридона Ивановича, то у нее оставалось еще много свободного времени, которое она посвящала разглядыванию прохожих и разглядыванию своих новых платьев. И то и другое занятие было ей по сердцу, и она не скучала. Сезон был из удачных, из блестящих. На водах был Штраус, была Патти, был английский государственный человек с женой, американский богач с дочерьми, а сколько кокоток, сколько аристократов!.. Было много романов, два-три скандала… Погода стояла чудная, жаркая, пожалуй, даже слишком жаркая. Но зато какие прогулки, какие кавалькады вечером по берегу Алье, какие концерты и танцевальные вечеринки в казино! Конечно, Мимочка ни с кем не знакомилась – общество на водах так смешано! – но и вчуже забавно было поглядеть на чужие туалеты, на чужие интриги. Вообще ей было весело. И в ответ на письма кузины Зины и подруг ее, трех сестер Полтавцевых, которые спрашивали ее, счастлива ли она, Мимочка писала: «Так счастлива, так счастлива… Jamais je ne me suis tant amusée qu’a Vichy. Figurez-vous…»[25] и т. д.
Время летело и пролетело быстро и незаметно. Курс лечения Спиридона Ивановича кончился. Он похудел, но чувствовал себя бодрее и здоровее. Мимочка тоже расцвела и похорошела на чистом воздухе Южной Франции. Оставался еще месяц отпуска. Спиридон Иванович предложил жене на решение, где провести этот месяц: в Италии, в Швейцарии, в Париже?.. Брошюрка доктора Сулигу рекомендовала для последовательного лечения тихий уголок Швейцарии, но Мимочка предпочла Париж. Спиридон Иванович охотно подчинился этому решению, и, щедро заплатив квартирной хозяйке, черномазенькому доктору и прочим, молодые уложили свой багаж и вернулись в Париж, где и начался настоящий медовый месяц. Спиридон Иванович получил к этому времени кругленькую сумму от своего арендатора, и Мимочка блаженствовала, покупая направо и налево все, что ей нравилось… О, ее медовый месяц!.. Стояли они в дорогом и хорошем отеле. Утром генерал вставал первый и, напившись кофе, читал русские и французские газеты, а Мимочка долго еще нежилась в постели. Потом она вставала, когда хотела, и не спеша приступала к своему туалету. Каждый день у нее было новое мыло, новые духи, туалетные воды, помады. А каких чулок, ботинок, подвязок накупила она себе!.. О, ее медовый месяц!..
Одевшись, Мимочка выходила к мужу, который целовал ее надушенную ручку, задерживая ее в своей, и подставлял ей для поцелуя свою лоснящуюся лысину. Они завтракали котлетками в папильотках, омаром и ордёврами и, подкрепив силы, шли гулять или ехали кататься, осматривали музеи, окрестности… Перед обедом Спиридон Иванович возвращался в номер и ложился спать, а Мимочка ехала за покупками и покупала, покупала… Потом обед, а после обеда театр, цирк, café coucert[26]… Спиридон Иванович хорошо знал Париж именно со стороны увеселительных заведений, и так как он держался того мнения, что за границей порядочная женщина может ходить всюду, потому что ее никто не знает, то он водил жену и в «Мабиль», и в «Бюлье», и во всякие «Эльдорадо», чтобы показать ей кокоток и с того, и с этого берега Сены…
Справив, таким образом, медовый месяц, молодые вернулись в Петербург с опустевшим кошельком, с возросшим числом чемоданов и картонок, с запасом забавных и приятных воспоминаний, с упрочившимися дружескими отношениями.
Все родные встретили Мимочку с распростертыми объятиями. Теперь это была уже не бедная невеста, которую тетушки не прочь были осадить и унизить при случае… Теперь это была генеральша, дивизионная командирша, жена почтенного и обеспеченного человека, дама со свежими туалетами из Парижа, с положением в свете.
Вслед за положением в свете Мимочка не замедлила приобрести и так называемое интересное положение. Надо сказать правду, что последнее положение было довольно тягостно, и, если бы maman и Спиридон Иванович не ухаживали за ней, как за богиней, кажется, Мимочка наложила бы на себя руки. Но когда кончилось все мучительное и неприятное, когда наследник Спиридона Ивановича, заняв предназначенное ему место в мире печали и слез, принялся оглашать своими воплями генеральские хоромы, и когда Мимочка встала и поправилась, у нее было хорошо на душе – и она была довольна. Довольна и тем, что похорошела и пополнела, и тем, что у нее все-таки есть уже свой настоящий, живой беби, тогда как подруги ее, три сестры Полтавцевы, все еще рисуют на фарфоре и поют итальянские арии и цыганские романсы в тщетной надежде привлечь этими ариями кого-нибудь, кто бы дал им «une position dans le monde»[27] и живого настоящего беби.
А у Мимочки есть уже и то и другое. И хотя все три сестры Полтавцевы, приезжая к Мимочке, любуясь бебичкой и целуя взасос его пухлые ручки и ножки, и говорят в один голос, что они понимают только брак по любви и что ни одна из них не выйдет иначе, как по любви, Мимочка отлично знает, что это фразы и что подвернись тогда Спиридон Иванович не ей, а им,
