Том 2. Проза - Анри Гиршевич Волохонский
Песни стиляг
Те годы называются «временем первых стиляг», и с тех лет я помню несколько песен, которые напевал Геннадий Иванович Пустошкин. Тогда мы учились вместе в институте, это было чуть позднее.
Впрочем, сначала лучше рассказать случай с Мучей. Пылкая песня на испанском языке появилась, наверное, откуда-то из Южной Америки. В припеве звучало томленье и муки страсти:
Бэса мэ, бэса мэ мучо… —
что в переводе означает «целуй меня, целуй меня крепко». Текст подвергся неквалифицированному переложению, в котором «мучо» было понято не как наречие «крепко» (словарные значения — много, очень), а как имя девушки Муча. В итоге пели, например, нижеследующее:
Вот тень промелькнула
Муча бежит, по походке ее не узнать
Ты счастье вернула
Как хорошо нам с тобой вместе опять.
О как горят твои очи прекрасные…
Это я к тому, что потребность в чистой лирике была сильна, а петь было нечего. Недавно по радио сообщили о кончине дамы, сочинившей испанские слова песни про Мучу.
Теперь о песнях первых стиляг. Например, такая:
Светят над нами звезды чужие
Далекий мотив доносит нам джаз
Где вы теперь, барухи кирные,
Где вы теперь, вспоминаете ль нас?
С маленьким кольтом я в Сан-Франциско
Буду ночами людей убивать
Буду я пить коньяки и виски
Буду тебя вспоминать…
Или вот такая:
Лежу с чувою смачной
Который день подряд
Над нами дым табачный
И ходики стучат…
Музыка, кажется, чаплинская. Незамысловато, но трогательно.
В те годы можно было хорошо провести время в ресторане гостиницы «Астория». Автор одной из песен вспоминал, как он там «попал в историю» — его хотели поколотить:
А рядом алкоголики
С кастетами в руках
Меня прижали к столику
Под дружный рук размах, —
а строки припева звучали так:
Танцы, танцы и гостиницы зал
…
Там я попал в скандал.
Тому же ресторану была посвящена еще одна песня:
Отбивает фокстрот
В четком ритме ударник
Завывая, мотив подхватил саксофон
Я люблю вас, друзья
Из «Астории» парни
Дорогие мои комм-иль-фо
Я люблю этот зал
Эти дивные звуки
И хотел бы услышать не раз и не два
Облетевшие мир
Эллингтоновы буги
И бредущий в песках «Караван».
Таким путем удовлетворялась потребность в чистой лирике. О, Геннадий Иванович! Помнишь ли ты те времена?..
Нужно обратить внимание, что песни первых стиляг сочинялись на знакомую, можно даже сказать, на навязшую в зубах мелодию. В скором времени этим приемом стал широко пользоваться Алексей Хвостенко, а следом и автор этих строк. Как правило, мелодии были иностранного происхождения. Но бывали и исключения. Так, песня «Симпозион» (про стакан-достекан) написана на добытый Хвостенко таежный мотив из репертуара раскольников — семейских Забайкалья:
Мы в лесу бываяли
Мы лисиц стреляяли…
Но такие песни должны стать предметом особого рассуждения.
Маленькая, суетливая, сутулая была наша учительница пения классе в третьем-четвертом. Прозывали ее Раиса-крыса, которую она внешностью и правда напоминала. Мой сосед по парте написал прямо на парте внятным почерком:
Раиса — крыса —
а потом застеснялся и переправил: «Ротко — крыса». Кажется, это Ротко и был.
Чему она нас учила, я не помню, помню только, что музыке. Но учила, наверное, не напрасно. Так пусть написанное здесь останется ей скромным памятником.
Судороги
Далее речь у нас должна пойти о судорогах Рахабы.
Это было в 1953 году, на заседании химического факультета университета по случаю «дела Берия». Пропагандировалось, что тот еще и раньше уже был английским шпионом. Все уселись в амфитеатре, президиум внизу, где кафедра. И стали все вяло выступать, что-то вялое говорить, с падающей интонацией вранья. И вдруг выскочил неведомо откуда некто в форме, без погон, но в военном ремне, и громко заорал:
— Я в окопах защищал свое право учиться на химическом факультете университета! А он хотел это право отнять?! Смерть предателю!
Пожилые персонажи одобрительно заулыбались. После такого выступления можно было уже зачитывать «резолюцию». Где же резолюция? Оказалось — забыли в деканате, посмеялись, сбегали, принесли, зачитали — и вдруг я с полной ясностью понял, что все вокруг — сверху и донизу — бандиты.
После этого случая обмануть меня уже было невозможно. Я видел, что раздоры власть имущих — это бандитские раздоры. Я понял, что все так называемые государственные действия — это поступки преступников. Я знал, что из этой страны необходимо удирать любым способом. И никакие реформы, никакая критика сверху и никакие тонкие суждения инакомыслящих снизу с толку сбить меня уже не могли. Равно и ни культурный прогресс в журнале «Юность».
Мне хотелось бы дополнить эту часть воспоминаний одной историей, которая внешне напоминает литературную, по существу же имеет определенно выраженное и яркое общественное звучание.
Будучи поэтом, Маяковский произнес однажды внятное пророчество. В будущей коммуне, так он сказал, будет
… очень много стихов и песен.
Их и правда было много. Пришлось создать даже оплачиваемый аппарат для проверки их благонадежности, а иных сочинителей попросту укокошить. Тем не менее оставалось все же много поэтов, из которых некоторые занялись переводческой деятельностью. К ним принадлежал Михаил Лозинский, прекрасно переведший «Божественную Комедию» Данте. В песне 21-й раздела «Ад» этой Комедии он приводит имена чертей, работавших в Злых Щелях. Клички забавны: Хвостач, Косокрыл, Борода, Боров, Собачий Зуд и некоторые другие, например, Тормошило. На нем следует остановиться.
Нагнув багор, бес бесу говорил:
«Что, если бы его пощупать с тыла?»
Тот отвечал: «Вот, вот, да так чтоб взвыл!»
Но демон, тот, который вышел было,
Чтоб разговор с вождем
