Плач умирающих звёзд - Стейс Крамер

– Значит… Рэми не просто любила брата, а одержимо владела им? И смерть Элая была не случайностью, а актом отчаяния, попыткой сохранить его только для себя?..

Еще недавно, не признавая всей правды, Риннон мечтала растерзать в клочья изверга, отнявшего жизнь у ее сына, вырвать его сердце и скормить стервятникам, чтобы убийца почувствовал хоть малую толику той боли, что разрывала ее душу. Но теперь… Что делать теперь ей, осознавшей, что ее дочь, ее любимая девочка и есть тот изверг? Как смотреть в глаза этому ребенку, в котором когда-то Риннон видела только невинность и доброту? Как совместить любовь матери с немыслимым ужасом, подозрением, грызущим ее сердце, и безотчетным желанием мести, казавшейся единственным лекарством от этого адского страдания?

Глава 35

– Ты сегодня порадовал меня. Отлично постарался! – хвалила Леда Джераба. – Мышцы у нас в работе. Прогресс налицо.

– Да, прогресс… есть, – хмуро ответил ей Эверетт.

«Леда опекает его, но я уверена, что это временно. Ей надоест», – заявила Алесса Диане на Королевскому балу. Но ее злое предсказание так и не сбылось. Леда продолжала ухаживать за Джерабом, возила его на разнообразные оздоровительные процедуры, гимнастику, поддерживала его добрым словом, когда замечала, что Джераб впал в уныние. А впадал он часто, всякий раз, когда холодный металл инвалидного кресла врезался в кожу, напоминая ему о его новой реальности. В первые дни после травмы в Джерабе еще теплилась надежда, что это временное затруднение, что он скоро вернется к прежней жизни. Но дни шли, а успеха в лечении почти не было. Уныние быстро перетекало в злость на себя, на судьбу, на врачей, которые не могли помочь, и особенно на нее, Леду, на ту, что осталась рядом. Ее забота душила. Каждое ее проявление сочувствия казалось насмешкой. Джераб знал, что она хочет как лучше, но ее присутствие лишь подчеркивало его беспомощность. Он мечтал, чтобы она просто ушла, оставила его наедине со своим несчастьем. Но Леда не уходила.

– А теперь надо разобраться с твоими зарослями, – радостно сказала Леда, вооружившись бритвой и пеной для бритья. Джераб зачем-то отпустил бороду. Борода его, должна сказать, не добавляла радости ни владельцу, ни окружающему миру. Она росла какими-то жалкими клочками, словно не решаясь до конца оккупировать подбородок и щеки. И без того не блещущий оптимизмом взгляд Эверетта, в обрамлении этой печальной растительности, казался еще более потухшим и безнадежным.

Джераб недружелюбно посмотрел на Леду, прямо-таки ошпарил ее взглядом и сказал:

– Я в состоянии сам позаботиться о себе.

– Я знаю… Но мне несложно. Хочется поухаживать за тобой.

– Лучше бы ты за собой поухаживала. Из-за меня ты напрочь забросила себя.

– Я стала хуже выглядеть?..

– «Нет», хотел бы сказать я. Но это было бы подлым враньем. Леда, я высасываю из тебя все соки.

Леда заметно расстроилась, опустила руки, отошла от Джераба. Терпение у нее, конечно, было поразительное. Чего только ей не довелось выслушать от своего друга! Тот уже не знал, каким еще способом можно оттолкнуть ее от себя.

Леда взглянула на прикроватный столик Джераба. На нем лежало письмо Дианы, уже изрядно потрепанное, так как Джераб его почти не выпускал из рук.

– Вот почему ты такой злой, – сказала Леда. – А что будет, если ты хоть раз не станешь перечитывать ее письмо? Ты наверняка уже наизусть знаешь каждую его строчку. – Джераб в ответ только досадливо поморщился. – Ей тяжело далось это решение. Но я точно уверена, что, если ты захочешь – она вернется. Все зависит от тебя, Джераб. Сделай первый шаг, и вы снова будете вместе.

– Все дело в том, что я никогда не смогу сделать этот первый шаг. В прямом смысле! – зло ответил Джераб, стукнув по колесам. – Понятно, почему Диана так быстро сбежала. Разве можно сделать из волчицы поводыря?

– Пожалуйста, не говори того, о чем потом пожалеешь! Сбежала Алесса, а не Диана! Думаешь, ей не хотелось бы оказаться здесь вместо меня? Да если бы у нее была такая возможность, то она бы ни на секунду не покидала бы тебя. Диана любила тебя до самозабвения, до последней капли веры в то, что и в тебе найдется ответное чувство, столь же сильное и всепоглощающее. – Леда больше говорила о себе, о личных чувствах, нежели о чувствах Дианы. Вместе с тем она искренне переживала за отношения Джераба и его ученицы. – Так жестоко с твоей стороны злиться на нее сейчас.

Джераб все же понимал, что расстаться с Дианой – это единственное правильное решение, что он не имеет права приковывать ее к своей инвалидной коляске, лишая радости, свободы, нормальной жизни. Любовь – это не цепи, а крылья. И если он действительно любит Диану, то обязан отпустить ее. Джераб отпустил Диану, зная, что отпустил часть себя. И теперь ему оставалось только жить с этой дырой в груди, с болью в сердце и каменными ногами, приковавшими его к месту, лишившими его шанса побежать, догнать, удержать…

– Я не на нее злюсь, а на себя. За свое бессилие, – хриплым, дрогнувшим голосом отозвался Джераб.

– Истинный потенциал человека раскрывается не в физической мощи, а в его способности сохранять волю к жизни, – сказала Леда. Она вновь подошла к Джерабу, нежно дотронулась до его плеча. – Джераб, ты не один. Я здесь с тобой. Ты не представляешь, насколько ты силен. Эта травма – не конец, а просто новый поворот в жизни. Проблемы, с которыми ты столкнулся, могут показаться непреодолимыми, но они – лишь часть твоего пути, что научит тебя ценить каждый момент, каждую мелочь.

Леда с еще большим рвением стала помогать Джерабу. Каждое утро приходила к нему, как восход солнца, неся в себе тепло и заботу.

– Ну что, сегодня мой вид не возмущает тебя? – спросила она Джераба, покрутившись перед ним в своем белом, воздушном платьице. Тот ничего не ответил, только смотрел на нее долго и восторженно. С того дня Леда постоянно наряжалась для него.

Дни проходили в реабилитационном центре, где Джераб, при содействии врачей и Леды, делал первые, неуверенные шаги. Упражнения были пыткой. Каждое движение давалось с неимоверным трудом. Мышцы горели, суставы ныли. «Зачем я это делаю?» – неотвязно пульсировала мысль в голове Джераба. В такие моменты вера в себя таяла, как утренний туман. Хотелось все бросить, сдаться, признать поражение.

А прогресс-то был, как и говорила Леда. Медленный, мучительный, но был. Миллиметр за миллиметром Джераб отвоевывал