Меня там нет - Татьяна Первах
Да, конечно, она пыталась выбросить всё из головы, забыть. С глаз долой, как говориться. Только даже не видя его больше, она не могла заставить своё сердце заткнуться. Всё было тщетно, как отчаянные попытки вырваться из ловушки – малейшее движение и петля уже сильнее сдавливает твоё горло.
Она не отвечала на мигающий все дни телефон, просто отключив у него звук. Она взяла его в руки впервые за несколько дней только для того, чтобы записаться к психотерапевту. Он будет первым, кому она расскажет всё, от начала и до последней жуткой ночи и ей будет абсолютно плевать, что он подумает о ней, когда она закончит. Она попросит выписать ей самые мощные психотропные препараты, чтобы хотя бы спать и не видеть ничего, кроме чёрного экрана. Она даже не откажется, если ей предложат госпитализацию.
Она осунулась, лицо приняло земляной оттенок, под глазами залегли глубокие тени. Волосы безобразными патлами свисали вниз. Курьеры, которые периодически привозили ей заказанную еду, наверное, думали, что перед ними стоит алкоголичка, которая никак сейчас не тянула на тридцать. Она забыла о времени, упустила его из виду и плохо различала теперь день и вечер. Она просто пялилась в экран, где все смеялись и торопливо говорили что-то на английском. Она не понимала их, хотя и прекрасно говорила на нем. Сейчас она с трудом вспомнила бы и родной язык. Вчера, правда, она блеснула остатками разума, когда начала искать в доме сигареты, которые могли оказаться случайно в сумочке или на балконе. Если б она нашла их, то закурила. Поиски закончились ничем, а идти в магазин за ними она не хотела. Доедая вчерашнюю пиццу, и, запивая ее остатками выдохшегося «Вилсона», который нашла в холодильнике, она сидела, скрестив ноги на неубранном диване. Она не чувствовала вкуса, как будто жевала кусок бумаги. Виски не брало ее, наверное, потому, что она уже чувствовала себя пьяной все эти дни.
У каждого есть свой предел. Её наступил теперь, когда она вышла на балкон в полумраке. Ветер рвал шарф с её шеи и хлестал волосами по щекам. Она вытянула перед собой руки за край балконной балюстрады и растерла в пыль зажатый в ладонях сухой лист клёна, который она трепетно хранила когда-то между страницами маминой книги. Отряхнув руки хлопком, он растаял, как будто не существовал никогда.
***
Наутро проснувшись в своей постели она, не открывая глаз, ждала, когда виски сожмёт боль, которая теперь подстерегала ее каждое утро. Но ничего не происходило и, разжав веки, она решила, умерла. Комнату заливал белый свет из окон, и она увидела медленный вальс потревоженных пылинок в его лучах. Она осторожно приподнялась, боясь выстрела и, повернувшись на спину, с удивлением поняла, что у нее ничего не болит и чувствует она себя просто отлично. Не веря, она даже подняла по очереди руки и ноги, потихоньку сглотнула, и горло не отозвалось резями. В голове тоже было чисто, как будто всю ночь там работала лучшая клининговая компания города. «Это, наверное, от того, что я лежу. Сейчас я попытаюсь оторвать голову от подушки, и внутри по ней покатятся и загремят камни». Но и поднявшись с постели, ничего не произошло и она, в недоумении и с осторожностью, встала на ноги.
«Сегодня что-то произойдет».
Она испуганно оглянусь, потому что ей показалось, что эти слова произнесли прямо над ее правым ухом. Естественно в комнате кроме нее никого не было.
– Отлично. Я начинаю сходить с ума, – произнесла Таня в пустоту.
Стараясь не думать об этом, она подошла к стереосистеме и запустила в выехавший отсек для компакт-дисков сборник, который сама записывала. Там были все ее только самые любимый треки. Готье́ начал петь «Кто-то, кого я знаю»3 и Таня, подпевая, прошла в ванну. Мимоходом взглянув в зеркало, хотела пройти дальше, но, пораженная уведенным, вернулась к нему вновь. Оттуда на нее пялилась старуха с одутловатым лицом и глазами-щелочками. Волосы на голове свалялись в гнездо. Она подняла руку и потыкала пальцем в щеку, не веря, что эта подушка была ее лицом. Брезгливо сняв с себя все вещи и кинув все в барабан стиральной машины, она торопливо залезла в ванну и пустила струю горячей воды. Комнату заполнили клубы пара, а она всё терла и терла тело пенистой мочалкой, смывая с себя все эти ужасные дни, которые она помнила только серыми обрывками. Мыля голову шампунем уже в третий раз, ей казалось, что с них льется черная вода. Это было ужасно. Наконец, когда тело уже стало скрипеть и пощипывать от трения, она выключила воду и завернулась в большое полотенце. Отжав волосы и расчесав, она завернула их в маленькую дульку и заколола парой шпилек. Взяв с полки лосьон для тела, долго втирала его в кожу размеренными движениями, не забывая подпевать теперь Элле Голдинг, которая пела про огонь4. Успокоилась она только, когда на тело будто надели прохладное бархатное платье. Она взяла дезодорант и, пуская струю в подмышки, пошла к большому зеркалу в прихожей. Надеялась, что теперь себя не испугается. Но она не дошла и, проходя мимо гостиной, замерла. Повернув голову в сторону этой комнаты, ей показалось, что ночью тут был пожар, и зал просто выгорел. В кромешной тьме стоял ужасный запах скиснувших продуктов и спёртого воздуха. В нерешительности она стояла на пороге, боясь двинуться дальше, и только вытягивала голову, замечая в слабом свете, льющемся из прихожей, разбросанные вещи, диванные подушки, пакеты с логотипами закусочных быстрого питания и бутылки. Настоящий свинарник. И это всё сделала она?!
Через двадцать минут, облачившись в легкую домашнюю футболку и шорты, в ее руках уже гудел хобот пылесоса, которым она вычищала не виданное раньше количество крошек и прочего мусора. Свет и свежий воздух лились потоками из открытой настежь балконной двери. Это же надо было так постараться превратить за неделю свою самую уютную комнату в хлев! Она была в ярости на саму себя и в недоумении. Таня ничего этого не помнила. Она как будто только пробудилась от недельного сна. На кухне тоже было грязно и запущено, хотя и не так сильно, как в гостиной. Она выкинула из холодильника все испорченные продукты, отметив, что теперь в нем может спокойно повеситься мышь. Возможно даже не одна.
– Больше никакого фастфуда и алкоголя! Мясо, овощи на гарнир и вода. – Она отчитывала себя как маленького ребенка за съеденное неимоверное количество конфет, доставая из морозильной камеры замороженный кусок говядины и стручковую фасоль. – Ты видимо опять хочешь подставлять зад под иголки уколов? Или ныть, что джинсы опять не налезают?
Джорджи Кей в это время предполагала, что мы все взялись из ее головы5. Таню эта песня всегда уносила в мир грёз. Она замолкала и мыслями и речью, когда слушала ее.
Готовила с удивлением для себя, пританцовывая, и с интересом, впервые заменив хмели-сунели на немецкий «букет гарни». Мясо получилось божественным и уже от аромата у нее заурчало в животе. Позже, сидя за столом и орудуя вилкой в такт музыке, она подумала, что в жизни не ела ничего
