Не сдавайся! - Сара Тернер
Ухмылка Джори говорит об обратном.
– Пи-пи прямо в одежде, – тихонько повторяет он, прикрыв рот рукой. Но тут же перестает улыбаться, внимательнее всмотревшись в мое лицо. – Эй, ты как?
– Да не очень, – отвечаю я, цепляясь за его руку, хотя снаружи мне уже лучше. – Как думаешь, заметят, если я не пойду на поминки?
Это шутка, но я действительно сомневаюсь, справлюсь ли. Тед убегает вперед, догоняет маму с папой, там его встречают объятиями и новыми слезами, и уже никуда не сбежать.
– Хм-м-м, думаю, заметят. Но все закончится быстро, даже испугаться не успеешь, – отвечает он. – И я буду там, буду держать тебя за руку. А если надо будет тебя спасать, почеши ухо.
Я начинаю изо всех сил тереть оба уха:
– SOS, SOS.
– Все будет хо-ро-шо, – обещает он. – Ну же. Самое сложное уже позади.
– Ладно, – соглашаюсь я, хотя чувствую, что самое сложное еще впереди.
– Тетя Бе-е-ет! – Тед снова плачет.
Я уже четыре раза поднималась к нему наверх, с тех пор как уложила его в кроватку, но, что бы я ни делала, он все равно никак не может заснуть. Когда мы вернулись с поминок, Тед был так измотан, что я искренне считала, что он сейчас уснет без задних ног, но стоит ему задремать, как проходит несколько минут – и до меня снова доносится крик, будто ему снится один и тот же кошмар. Наверное, так и есть.
Бегу вверх по ступенькам и забираюсь на кровать рядом с ним.
– Я здесь.
– Я не мог тебя найти, – говорит он, подозрительно разглядывая меня.
– Это я в ванную забежала, – вру я.
Непохоже на него – волноваться, рядом я или нет, пока он засыпает. Может, лучше сейчас устроить себе импровизированную постель прямо тут на полу, чтобы после такого насыщенного дня он не оставался один?
– А мамочка придет? – спрашивает он, садясь в кроватке.
– Ох, Тед, твоя мамочка еще…
– И папочка должен.
Я прикусываю губу.
– Твои мамочка с папочкой не могут прийти пожелать тебе спокойной ночи.
Он мотает головой, разочарованный моим непониманием. Этот разговор происходил у нас столько раз со дня аварии, но сегодня он будто просит чего-то другого. Я пробую снова:
– Мы же попрощались сегодня с папой, верно?
– Спокойночи, мамочка. Спокойночи, папочка, – произносит он так, будто Эмми с Дугом стоят перед ним или говорят с ним по телефону. – А теперь ты скажи.
– Спокойночи, мамочка, и спокойночи, папочка, – повторяю я, и тут у меня появляется идея. – Так, чемпион, подожди две секунды, сейчас вернусь.
На стене с фотографиями висит одна, в желтой рамочке, где Эмми с Дугом в Риме. Я бегу за ней, мысленно извинившись перед сестрой, когда вместе с рамкой снимается полоска очень дорогой краски, оттенок которой называется «Дыхание слона». Эмми целую вечность выбирала цвет для прихожей, и это при мне она купила ту банку с краской, а я потом всю дорогу до машины бесила ее, повторяя, что это не «Дыхание слона», а «Чих носорога». Я бы все отдала, чтобы она сейчас злилась на мои шутки.
С рамочкой в руках я быстро поднимаюсь в комнату Теда и замираю на пороге, неожиданно засомневавшись, а такая ли это хорошая идея, как мне казалось по дороге вниз. Счистив с обратной стороны полоски двустороннего скотча вместе с краской, я передаю ему фотографию.
– Это мамочка с папочкой! – восклицает он, указывая на их лица, и так широко улыбается, что я тут же расслабляюсь.
– Да! Замечательное фото, правда? Это когда твои мама с папой поехали смотреть Колизей.
– Ли-зей? – повторяет Тед, вглядываясь в картинку. Поднимает своего слоненка, прижимая его хоботом к фотографии, чтобы он тоже мог видеть.
– Да, та огроменная штука за ними – это Колизей. Очень знаменитый.
– Ого! – Глаза у него огромные, он явно впечатлен.
– Хочешь, чтобы фото стояло у тебя? Теперь, когда будешь ложиться спать, сможешь желать папе с мамой спокойной ночи.
– И ли-зею спокойной ночи.
– Да, и Колизею тоже, если хочешь.
Он начинает целовать фото, и я изо всех сил сосредотачиваюсь на плюшевых медвежатах на подоконнике, борясь с подступающими слезами, прося их подождать хотя бы минутку, чтобы не напугать Теда, который наконец начинает засыпать. Он говорит «спокойночи» всем по очереди: «Спокойночи, мамочка, спокойночи, папочка, спокойночи, ли-зей», – и отдает мне фотографию. Я бережно ставлю ее на прикроватный столик рядом с его будильником в виде кролика Питера из сказок Беатрис Поттер, повернув к подушке так, чтобы загорелые улыбающиеся Эмми с Дугом могли наблюдать, как их мальчик ворочается под одеялом и закрывает глаза.
Глава седьмая
Когда Джори звонит узнать, не хочу ли я выбраться из дома на пару часов, я говорю, что не могу. Знаю, давным-давно надо было встретиться, обменяться новостями, но сейчас постоянно такая куча дел. Надо и пожары в духовке тушить, и за детьми приглядывать, и по три часа проводить в дороге в больницу – свободного времени не остается совсем, а я еще даже на работу не вернулась, хотя это не за горами. Скоро последние сбережения закончатся.
Мама с папой уже приехали, чтобы попозже вместе поехать к Эмми. Сегодня днем мы едем в больницу все сразу поговорить с доктором Харгривс, которая раз в две недели сообщает нам новости, и никто не хочет ничего пропустить, хотя мы знаем, что с последней встречи практически никаких изменений не было – как и с предыдущей. Мы надеемся хотя бы на крошечное улучшение и молимся о чуде. Видит бог, нашей семье оно необходимо. Знаю, это так не работает и что просто потому, что нам так не повезло, чуда не случится, но иногда только эта мысль и поддерживает меня. Эмми обязательно выживет, потому что Дуг не смог.
– Милая, это Джори? – Папа, наверное, услышал конец разговора и теперь подходит ближе с перекинутым через плечо кухонным полотенцем. – Почему бы тебе ему не перезвонить? Тебе не помешает свежий воздух.
С башенки грязной посуды у раковины сваливается чашка, и мама что-то бормочет – не слышу что, но улавливаю смысл. Сейчас мне не помешает долгий горячий душ и полноценный сон, но я все же пишу Джори, чтобы приезжал за мной. Я хочу
