Парадизо - Франческа Сканакапра
Тетя кормила Мираколино, но в дом к себе не пускала, чтобы он не напустил вшей и блох. Мираколино постоянно чесался.
Как-то раз я прогнала Мираколино со двора, но тетя отругала меня, велела быть добрее.
– Дзиа Мина, но у него же вши! – запротестовала я, у меня от одного этого слова голова зачесалась.
– Никто не заставляет тебя подходить к Мираколино настолько близко, чтобы подхватить вшей, – раздраженно ответила тетя. – Я разрешила мальчику приходить ко мне, если захочет. Этому бедняге нужна помощь. Ты не представляешь, в каких он условиях живет. В том, что у него вши, а одежда изорвана и грязна, нет его вины.
– Почему мама Мираколино не постирает ему одежду?
– Потому что она за собой-то едва приглядывает, а ведь у нее их трое, и растит она их в одиночку.
Мать Мираколино периодически видели у дороги, ведущей в деревню. Тощая как скелет, она всегда была одета не по погоде. Я видела ее летом, закутанной в кофту такую огромную, что она едва в ней не тонула, а в холод она разгуливала в одной блузке, расчесывая болячки на локтях. Говорила мать Мираколино неразборчиво, то и дело взвизгивала или заходилась в беспричинном хохоте. Зубов у нее почти не осталось.
Замужем эта женщина никогда не была, но ухитрилась произвести на свет троих детей. Старшая девочка не отходила далеко от их жилища, а стоило кому-то к ней приблизиться, с воплями уносилась прочь. Вторым был Мираколино. А третий, совсем малыш, родился во время войны. По слухам, детей у нее было даже больше, и все от бродяг и неизвестных пьяниц. Домыслам и грязным сплетням не было числа. Мужчин, воспользовавшихся этой женщиной, дзиа Мина называла грязными прелюбодеями. Я не знала, кто такие эти прелюбодеи, но понимала, что равняться на них не стоит.
Однажды мать Мираколино заявилась в «Парадизо» и попыталась продать моей маме тюк гнилого тряпья. Ветхое тряпье она качала и баюкала, словно младенца. На другой руке она держала настоящего младенца – бледного, слабого, полуголого кроху.
Тряпье мама отвергла, но дала матери Мираколино чистое одеяло, чтобы запеленать малыша, банку супа и отправила восвояси.
Имя Мираколино, что значит «маленькое чудо», дали мальчику, когда ему было несколько месяцев. Никто уже не помнил, как мать нарекла его при рождении, возможно, этого не помнила и она сама, а вот обстоятельства переименования знала вся деревня.
Младенца Мираколино вверили заботам старшей сестры. Та братика любила, но девочкой она была странной, ходила вечно рассеянная, а кроме того, испытывала навязчивую тягу развешивать на деревьях все, что попадалось ей под руку. Ей нравилось бродить по тропе вдоль протоки и собирать что попало, поэтому деревья вокруг их лачуги были украшены лоскутами мешковины, консервными банками, пустыми бутылками и всевозможным мусором.
Когда Мираколино как-то раз оставили под ее присмотром, девочка на что-то отвлеклась и положила его на землю. Малыш скатился по берегу прямо в протоку.
Девочка побежала к ближайшей соседке за подмогой, но соседка не поняла, что стряслось. Позднее в тот же день Мираколино нашли почти на километр ниже по течению. Фермер услышал от ручья странный звук, спустился посмотреть, в чем дело, и увидел младенца, застрявшего в раздвоенной ветке. Посиневшего от холода, но живого и непостижимым образом невредимого. Возможно, жизнь мальчику спасло умение сохранять полную неподвижность, потому что, начни он барахтаться, наверняка соскользнул бы в воду и утонул. А так, застряв в ветке, он просто плыл вниз по течению. Наверное, этот случай и научил малыша, что неподвижность – залог безопасности. Как бы там ни было, его спасение – истинное чудо, а потому с того дня все звали его Мираколино – «маленькое чудо».
Происшествие то вполне ожидаемо вызвало у ребенка страх перед водой, который распространялся даже на умывание. Однако Мираколино родился и жил у протоки, которая едва его не погубила, а потому рыбачил – но всегда стоя на безопасном расстоянии от воды.
По словам дзии Мины, если бы не рыба, которую ловил мальчик, семья Мираколино наверняка умерла бы от голода. Его мать варила улов в помятом оловянном котелке на открытом огне, вместо приправы добавляя листья. При любой возможности дзиа Мина давала Мираколино овощи. Говорила, что для растущего мальчика рыбного супа с листьями катастрофически мало. Как-то раз дзиа Мина дала ему две картофелины. Одну Мираколино съел сырой у нее на глазах – сгрыз, точно яблоко.
В благодарность за ее доброту Мираколино однажды принес дзии Мине рыбу. Тети дома не оказалось, и он оставил рыбу на кухонном подоконнике, где ее несколько часов припекало солнце. Признательность Мираколино тронула дзию Мину, но рыба протухла настолько, что с подоконника склизкую тушку пришлось соскребать лопатой. Тетя предложила рыбу кошке, но та в ужасе метнулась прочь.
От визитов Мираколино мне было не по себе. Во-первых, мне не нравилось, что он глазеет на меня, а во-вторых, лишь от одного его вида я невольно начинала чесаться.
Мираколино стал не единственным новым лицом в «Парадизо». За время моего отсутствия дом изменился, и перемены заключались не только в отсутствии Эрнесто.
Немецкие солдаты ушли, вместо них появилось множество демобилизованных итальянцев. Пьеве-Санта-Клару заполонили потерянные чужаки. Усталые молодые мужчины с пустыми лицами, одетые в остатки военной формы, группами собирались на пьяцце, над ними клубился дым от их трубок и папирос. Кто-то был перебинтован, кто-то на костылях, кто-то со шрамами. Даже те, у кого явных ран не было, источали безнадежность и тоску. Многие заходили к нам в дом. Эти мужчины были не из наших краев, они жили в других областях, а тут ждали, когда появится оказия, чтобы добраться домой. Одни умоляли дать работу, другие требовали. И все нуждались в добром слове и небольшом подаянии. Тех, кто просился переночевать, дзиа Мина пускала в сарай, а на ужин варила для них овощной суп, в который они макали хлеб из своих пайков. Бывшие солдаты собирались у наших ворот или сидели во дворе, хлебали жидкий суп из оловянных кружек и говорили о войне.
Когда они устраивались поесть, мама запрещала мне
