Красная Поляна навсегда! Прощай, Осакаровка - София Волгина
На свадьбу приехала целая делегация из Осакаровки: Генерал, Кики, Парфена, всех не перечислишь и, конечно, главная виновница торжества. Дяди Харитона Христопуло не было. Разве его отпустят с работы? Он, как потом оказалось, так никогда в жизни не был в отпуске в летнее время. Только зимой и то ненадолго. Зато приехали его уже взрослые сыновья. Красивая невеста явно смущалась. Жених был симпатичным, но каким-то неуклюжим, точнее сказать, старомодным, ростом чуть выше невесты. И очень смуглым. А его дружок был прямо-таки африканец: чернючий, худой, с длинной шеей и огромным кадыком. Он напоминал птицу с клювом. «Грач», – сразу окрестила его про себя Ирини.
Свадьба в Джамбуле прошла довольно скромно и тихо. Ели, танцевали, но как-то без энтузиазма. У жениха, правда не было ни матери, ни отца в живых. Только младший, очень симпатичный брат. Поэтому свадьбу в основном готовили родственники невесты. Ирини старалась изо всех сил: организовывала всю предсвадебную кутерьму, подавала на столы во время свадьбы, танцевала так, что ноги гудели. Хорошо боль отошла почти в двухдневной поездке в поезде. А как же! Все-таки замуж выходила первая племянница, да и как-никак жених был джамбульский, ее протеже. Зато в Осакаровке свадьба прошла на самом высоком уровне. Гостей навалило огромное количество, раз в десять больше, чем в Джамбуле.
Аница и ее родные часто потом вспоминала, как здорово прошла ее свадьба. Какая выдалась хорошая погода. Как много людей пришло поздравить ее! Через неделю молодые уехали в Джамбул. Да, хорошая была свадьба! Погуляли на славу! Ирини сожалела, что Наташа не поехала в Осакаровку. Дочке надо было ехать на новое место жительства и работы, в Красную Поляну.
* * *
Катя Александриди не поступила в институт. Удивительные дела творятся в этой стране! Справочники говорят одно, а делается другое. В институте ей заявили, раз она из Адлера, то пусть поступает в Краснодарском крае. Хорошо, а Джамбул и Адлер не в одной стране? Не в СССР? Или взятки хотели? Еще надо знать, кому ее дать. Катя сообщила о своем решении приехать слишком поздно, чтоб успеть найти человека, с кем можно было договориться и передать взятку. А тут даже документы не взяли! Наташа очень расстроилась, ведь это она уговорила сестру поступать в ее институт. Но, ничего, Катя, кажется, не растерялась и с удовольствием поступила ученицей в магазин.
Двадцатого августа Ирини шла провожать Наташу к автобусу. Женя уже уехала в Алма-Ату. Настроение было нехорошее, тоскливое. Каково матери провожать дочь, хоть и такую, как Наташа, к которой и на дохлой козе не подъедешь. Все ей не так, вечно чем-то недовольна.
Яркий, солнечный день только начинался. В воздухе невесомо порхал какой-то пух, тополиный что-ли. Оставалось немного времени до самолета, опаздывали, и свой переулок они почти пробежали. На углу Галантерейной фабрики и улицы Ниеткалиева остановились, попрощались. Ирина благословила, провела по спине крест.
– Ну счастливо тебе устроиться на новом месте.
– Спасибо, мама.
Ирини в последний раз посмотрела ей вслед. Наталья шла на остановку с чемоданом в руках и черной сумкой через плечо. С собой взяла свою одежду, обувь, кое-какие учебники. Постель не взяла. Зачем брать лишнюю тяжесть, если будет жить у дядьки.
Наташа оглянулась, махнула рукой и зашагала быстрее.
Отношения со старшей дочерью постоянно были натянуты. Наташа всегда больше любила отца. Тот никогда ее пальцем не трогал. Любовь к нему прошла, по недавним признаниям самой дочери, когда он поймал ее на том, что она отрезала свежий кусочек сала, а не пожелтевшее с краю. Он сунул ей целый кусок несвежего сала и заставил его есть, чтоб так сказать, впредь не переводила добро. Наташке было тогда лет тринадцать и, глотая слезы, она его ела. На том и кончилась дочерняя любовь к отцу. Ирини знала, что дочь не питала и к ней особых чувств. Наташка нет-нет да напоминала ей, какое у нее было «веселое» детство, потому что Ирини дубасила ее, если плохо смотрела за младшими сестрами или сбегала без спросу на улицу.
Ну, правильно, бывало – получала по первое число. Ну как было не потрепать ее тогда, когда она застала ее однажды на территории строящейся тогда фабрики, предлагавшей пацану – соседу, Анисимову Вовке, поиграть с ней: дескать она будет мамкой, а он папкой. Еще чего не хватало! Им, правда, лет шесть было, но все равно должна была бы уж соображать, что в такие игры нечего играть. Или уже в классе втором, Ирини застала ее на улице, во все горло распевающей с подругой Любкой и еще с их соседскими – девчонками длинную песню о какой-то Аллочке, тоскующей о папе – солдате. Ирини запомнила один куплет:
«Здравствуй, папочка, пишет Аллочка
Мама стала тебя забывать,
Стала модничать и кокетничать,
С лейтенантом уж стала гулять..».
Ну и дала ей Ирини тогда хорошеньких, будет думать прежде, чем такие песни распевать. Или взять, когда повзрослела: дома ее было не найти: постоянно ошивалась у своих подружек. Чтоб она лишний раз полы помыла или суп сготовила? Ирини так ей и говорила: «Бровь дугой, пусть работает другой». Или: «Двадцатый век, лакеев нет», это в тех случаях, когда дочь просила сестер что-то сделать за нее, например, печь растопить.
Когда Ирини вспыхивала на ее обиды и говорила, что ведь было за что ее лупить: такой непослушной девчонки еще надо было сыскать во всем Джамбуле, на что дочь категорически не соглашалась, доказывая, что наказания были несправедливы. Теперь уже взрослая Наталья ершилась сразу же и начинала свое вечное противостояние по любому поводу, когда ей казалось, что мать
