Мало кто знает, но не секрет - Азамат Борисович Габуев

– Давай поделим.

– Астану как постоянному клиенту скидка десять процентов, – сказала Ас-Кухтхацилова.

– Ладно, давай, – я отсчитал половину суммы с учетом скидки. Астан отсчитал свою. Художница засунула деньги между складок тюрбана и полезла на стремянку, чтобы снять маленькие картины. Большую картину мы сняли втроем.

Когда мы повесили картины в къæбице, настал волнующий момент. Я сказал:

– Красной ленточки на хватает.

– А как он ее перережет? – спросил Астан.

Я подумал, что Бюст мог бы перекусить ленточку, но не сказал это, потому что до сих пор не разглядел, есть ли у него зубы.

Я принес коробку, Алик открыл ее прямо с моих рук и сказал:

– Товарищ, Сталин, разрешите представить вам Хæдзар Тайного Политбюро.

Он вытащил Бюст из сундука и повернул лицом къæбицу. Бюст присвистнул и сказал:

– Сойдет. – Он указал глазами на тумбочку: – А это, я так понимаю, моя трибуна?

– Так точно.

– Что ж, я и в метро выступал. Поставьте меня.

Алик поставил его на тумбочку и вышел спиной вперед. Бюст посмотрел сначала на картину справа, потом на картину слева, потом на нас и сказал:

– Теперь собирайте людей.

***

Мы сказали в группе танцев, что приглашаем всех на праздник Верхне-Кодахского дзуара. Никто не знал, когда этот праздник, но так как я с Верхнего Кодаха, все поверили. Вадим тоже поверил.

Мы с Астаном подготовили Хæдзар к мероприятию. На столе с краю для старшего три пирога с тремя ребрами. В середине стола и с другого края тоже три пирога, но без ребер, а просто с кусками мяса. В промежутках маринованные перцы и свекла. Рядом с перцем и свеклой алюминиевые чайники с аракой. Ну и стаканы, тарелки и приборы – всего на двенадцать человек. А для старшего приготовили рог.

Получился скромный стол. Вообще объесться и напиться не было целью на обрядовых собраниях наших предков. Но питье и еда на них присутствовали, потому что собрания были долгими и можно было проголодаться. Алкоголь полагался для того, чтобы расслабиться, потому что напряженный человек думает о земном, а не о небесном. Но тут тоже не перебарщивали.

Проем в къæбиц мы оставили завешенным шторой.

В полпервого явился Алик, а к часу дня стали подтягиваться приглашенные. Мы встречали их снаружи. Все трое в строгих черных пальто. День был холодный, но солнечный. На траве блестел иней, а изо рта шел белый пар.

Мы заранее попросили, чтобы никто не подъезжал слишком близко. Поэтому нам часто звонили и спрашивали, как пройти.

В полвторого все собрались перед Хæдзаром, и я предложил войти.

Мы расселись за столом с обеих сторон. Алик сел за второго старшего справа от проема, а я за третьего – слева. Вадим сел рядом со мной, потому что он ни с кем знаком не был. Астан – напротив Вадима.

Стало тихо, только скамейка скрипела, когда кто-нибудь ерзал. Никто не начинал есть или пить. Вадим кашлянул, потом спросил у меня вполголоса:

– Хистæр чи у?[64]

Я посмотрел на него с прикрытыми глазами и легонько кивнул, мол, не тыхсуй. Алику тоже стали говорить:

– Алик, хистæрæн нæ бадыс?[65]

Он никому не ответил, только на меня посмотрел через стол. Мы поняли, что пора. Алик толкнул локтем Астана, тот подошел к проему и взялся за штору. Алик тоже встал из‑за стола и сказал:

– Тут у меня спрашивали, почему я не сажусь за хистæра. Дело в том, что я не могу, когда здесь присутствует тот, кто значительно старше меня.

Собравшиеся переглянулись, а Вадим уставился на меня.

– Но дело не только в возрасте. Будь мне даже сто пятьдесят, я бы все равно не решился сесть во главу стола при этом человеке. Хотя он больше, чем человек.

Все смотрели на штору.

– Я думаю, всем лучше встать.

Собравшиеся как один встали.

– Товарищи, братья, – сказал Алик, вытянув руку в сторону. – Позвольте представить вам нашего сегодняшнего, завтрашнего и вечного хистæра.

Астан отодвинул штору. Бюст не шевелился. Собравшиеся почтительно покивали. Кто-то сказал:

– Ну нормально. Одобряю.

А другой спросил:

– Это же тот самый? Похищенный?

– Не похищенный, а сбежавший, – сказал Бюст.

Вадим и Аца, которые стояли впереди, отшатнулись и толкнули спиной тех, кто был за ними. А эти толкнули тех, кто был за ними, и так волна дошла до конца стола, где кто-то даже упал.

– Не ожидали такого возвращения? – Бюст прищурил один глаз, а другим глянул на меня. – Наполняй рог.

Я схватил чайник и рог и налил араку. Астан подкатил тумбочку к столу.

– Я хочу выпить за здоровье нашего советского народа, и прежде всего осетинского народа.

Это было совсем не по æгъдау. Сначала нужно выпить за Всевышнего, потом за Уастырджи, потом за повод. Все это понимали, но никто не возразил. Я для себя решил, что æгъдау был дан нам временно, до пришествия Вождя, а в присутствии Вождя он отменяется.

– Я пью прежде всего за здоровье осетинского народа, потому что он является наиболее выдающейся нацией из всех наций, входящих в состав Советского Союза.

– Оммен! – крикнули одни.

А другие крикнули:

– Ура!

Я сам, кажется, ничего не крикнул.

– Я поднимаю тост за здоровье осетинского народа не только потому, что он – руководящий народ, но и потому, что у него имеется ясный ум, стойкий характер и терпение.

– Оммен!

– Ура!

– !..

– Только народ с большим терпением смог, несмотря на конъюнктуру, не только не сносить памятники, но и ставить новые. Этим народ показал свою верность и преданность.

– Ура!

– Оммен!

– !..

– Осетинский народ выживал в самые тяжелые годы, а все потому, что ему было вокруг кого сплотиться. Вспомним хотя бы Задалески Нана. Сейчас похожий момент, хотя не все это осознают. И я благодарен за доверие, которое осетинский народ оказал мне. Спасибо ему великое. За здоровье осетинского народа!

– !..

– Ура!

– Оммен!

Я поднес рог к губам Бюста, и он выпил все до дна.

Алик поднял свой стакан и сказал:

– Хистæр куыд загъта, афтæ уæд[66], – и выпил.

Я даже не придумал, что сказать, а просто посмотрел в потолок и тоже выпил. Потом выпили остальные, и все сели. Вадим положил мне, Астану и Алику по куску пирога и посмотрел на Бюст. Тот молчал, но веки и брови у него двигались.

– Себе положи, – сказал я. – И хавай, не стесняйся.

Я посмотрел вдоль стола и увидел, что другие тоже не едят. Я взял ребро и демонстративно откусил. Потом откусил от пирога. Тогда остальные тоже зашевелились и