Книга Гусыни - Июнь Ли

мои занятия с ней прервутся на один день. Она не сказала, что я должна делать, и я подумала, не следует ли мне сидеть в гостиной и приветствовать тех, кто приезжает. Я могла бы посидеть с одной из французских книг, которые миссис Таунсенд попросила меня прочесть, со сборником стихов (но зачем мне читать стихи?) или со сборником максим Ларошфуко (я взглянула на первую страницу, но мозг отказывался воспринимать то, что читали глаза). Или я могла бы притвориться, будто пишу в своем дневнике. Ведь нет лучше способа представиться, чем оказаться в центре школьной жизни без необходимости объясняться.

В этой новой жизни в качестве автора «Счастливых детей» я постоянно была вынуждена объясняться. Я задавалась вопросом, сталкиваются ли с той же необходимостью все авторы. Любой человек, который что-либо написал, мог бы объясниться лучше, чем я. Возможно, я могла бы просто занять место на диване, и втроем с собаками, Аяксом и Уиллоу, сидящими рядом со мной на полу, мы выглядели бы так же естественно, как мебель в гостиной.

Но у меня не хватило смелости осуществить эти планы, и я осталась в своей комнате. Я слушала голоса девочек, которые говорили на разных языках и смеялись так, что это казалось неуместным в столь серый, сырой и холодный зимний день. Даже с закрытой дверью я чувствовала, что воздух в доме изменился. Он стал теплее, гуще, наполнился душком камфорных шариков и незнакомыми мне ароматами. Я дважды чихнула и порадовалась, что не вышла из комнаты. Только представить, что я бы чихала всякий раз, когда мимо проходит одна из девочек, и тряслась, как неуемный щенок!

Ко времени чаепития я познакомилась со всеми девочками. Они были любезны, и одни приветствовали меня по-французски, а другие – по-английски, этот язык я уже начала немного понимать. Но вскоре они распались на группки по две, по три, стремясь поделиться друг с другом впечатлениями о каникулах.

После чая девочка по имени Каталина, у которой были густые волнистые волосы, такие черные, что казались почти синими, и большие, темные, как сливы, глаза, пригласила меня посидеть на террасе с ней и двумя ее подругами.

– Ты выглядишь еще младше, чем на фотографиях в прессе, – сказала она. По-французски она говорила безупречно, но странно гнусавила. Я улыбнулась, не зная, согласиться с ней или нет. – Разве не так? – спросила она своих подруг.

Они обе разглядывали меня, и, к своему удивлению, я почувствовала себя более непринужденно, чем раньше, когда мне приходилось сидеть среди девочек, притворяясь, будто я одна из них. То, что мне приятно их внимание, стало для меня открытием. Может ли животное в зоопарке чувствовать себя счастливее, когда за ним наблюдают в клетке, чем если ему позволено бродить среди других животных в лесу?

– Каково быть писательницей? – спросила другая девочка, Маргарета. Ее французский звучал забавно.

– Бо́льшую часть времени я вообще не вспоминаю о том, что я писательница, – честно призналась я.

– Ты собираешься написать еще одну книгу? – спросила Маргарета.

– Все хотят это знать! – поддержала ее третья девочка, которую звали Роуз.

– Моя вторая книга выйдет в этом году, – ответила я. – А дальше? Не знаю. Может, и нет.

– Почему? – хором спросили все три девочки.

– Писательство отнимает много времени, – пояснила я. – Я приехала в Вудсвэй, чтобы получить лучшее образование, чем могла бы получить дома.

Девочки рассмеялись, но по-доброму.

– Ни одна из нас не находится здесь ради того, что ты называешь образованием, – сказала Каталина.

– Ты уже знаменита, – сказала Маргарета. – Образование – это последнее, о чем тебе нужно думать.

– Вот как?

– Я думаю, тебе нужно написать еще одну книгу, – заявила Маргарета. – Ты можешь упомянуть в своей книге нас.

– Да! – подхватила Роуз. – На днях я видела в вечерней газете статью, в ней говорилось, что люди гадают, не выберешь ли ты местом действия своего нового романа Вудсвэй. По-моему, именно это тебе и стоит сделать!

Маргарета и Каталина согласились. Похоже, у каждого имелось свое мнение по поводу моего будущего. Я улыбнулась, но промолчала.

– Ты слишком скромная для литературной звезды, – сказала Маргарета.

– Возможно, Аньес стесняется, – предположила Каталина, а затем повернулась ко мне: – Мы не хотели набрасываться на тебя, но нам всем не терпелось с тобой познакомиться.

Я спросила их, откуда они. Маргарета была из Аргентины, Роуз – из Сиама (хотя мне она показалась совсем не похожей на азиатку). Каталина сказала, что ее отец итальянец, мать из Соединенных Штатов, а живут они в Риме.

– Тут все девочки из-за границы? – спросила я. – А из Франции кто-нибудь есть?

– Только ты, – ответила Маргарета. – Подожди, пока я напишу об этом родителям. Моя тетя постоянно изводит их упреками за то, что они не отправили меня в швейцарскую школу. Теперь родители смогут сказать ей, что ни одна швейцарская школа не может похвастаться всемирно известной девочкой-писательницей из Франции!

– Почему твоя тетя хотела, чтобы ты училась в швейцарской школе?

Маргарета отмахнулась:

– О, не хочу тебя этим утомлять.

Каталина, которая, насколько я видела, была среди своих подруг за главную, объяснила, что большинство девочек родом из Англии и других стран Содружества. Они трое и еще пара девочек из Соединенных Штатов – единственные, кто не являлся Her Majesty’s subjects[17].

– Что? – переспросила я. Этого английского выражения я не поняла.

– Les sujets de sa majesté? – неуверенно перевела Роуз.

Я не знала, о чем они говорили, но кивнула, как будто поняла.

– Но вы все говорите по-английски? – уточнила я.

Они ответили да.

Позже, за ужином, Каталина попросила меня сесть рядом с ней.

– Касуми поручила мне тебе помогать, – сказала она. – Не стесняйся попросить, если тебе что-нибудь понадобится.

– Как думаешь, ты и твои подруги сможете все время говорить со мной по-английски? – спросила я.

Ранее миссис Таунсенд сказала мне, что по понедельникам, средам, пятницам и воскресеньям девочки должны разговаривать по-французски, а в остальные дни – по-английски.

– Все время – нет. Нам нельзя говорить с тобой по-английски во французские дни. К тому же мы хотим попрактиковаться во французском, – ответила Каталина. Затем она пристально посмотрела на меня. – О, забудь о правилах. Я могу говорить с тобой по-английски, если ты так хочешь. Просто боюсь, что ты меня не поймешь! Мне начать прямо сейчас?

– Да, пожалуйста, – ответила я по-английски.

Но Каталина заговорила не сразу. Она смотрела на миссис Таунсенд, которая сидела во главе стола на высоком стуле, положив ноги на скамеечку, обтянутую зеленой тканью. «Так она может видеть всех девочек и слушать наши разговоры», – позже объяснила Каталина.

Миссис Таунсенд ничего не сказала, но раскрыла глаза шире, чем обычно. Каталина