Охота за тенью - Якоб Ведельсбю

К нам подходит респектабельного вида мужчина лет пятидесяти, в джинсах, мокасинах и очках в прямоугольной стальной оправе, с подносом в руках. Кофе со специями, свежевыжатый апельсиновый сок, джем из инжира, свежие мед и сыр, масло и воздушные плоские хлебцы. Йохан набрасывается на еду, ест быстро и сосредоточенно, я же довольствуюсь кофе. Наш юный гид также ограничивается кофе, куря при этом сигарету за сигаретой.

Достаю визитку и показываю ему.

— Нет, я не знаю такой фирмы, — качает головой парнишка. — Но импортом-экспортом занимается в Танжере большинство компаний. Судя по адресу, это совсем рядом, метрах в пятистах отсюда.

Он показывает на запад.

Дело идет к двенадцати, когда мы выходим из «Континенталя» и следуем за нашим проводником по переулку в полтора метра шириной, впадающему в систему узких дорожек и проходов арабского квартала.

— Днем здесь безопасно, но с наступлением темноты старайтесь сюда не ходить. Вас обязательно попытаются заманить в какой-нибудь тупик и опустошить ваши карманы. И если вы не знаете местности, у вас никаких шансов самим добраться до гостиницы, — говорит он, перекатывая во рту сигарету.

— Пидоры сраные… — негромко бросает паренек в синей рубашке и такого же цвета брюках, мимо которого мы проходим.

— Это он кому? — спрашиваю я.

— Вам двоим, кому ж еще. Впрочем, и всем остальным иностранцам тоже! — неожиданно оживляется наш гид. Он взмахивает руками и останавливается. — Знаете, сколько марокканских мужчин мечтает уехать отсюда и зажить по-другому — в богатстве и комфорте?! Жениться на европейке, получить гражданство и паспорт бордового цвета! Но Европа не хочет о нас знать. Отсюда, из Танжера, видны огни испанской Тарифы, но у нас больше нет мочи смотреть на них! Вы свободные люди, можете путешествовать, куда вам вздумается. И мы считаем, это несправедливо, когда люди живут в настолько разных условиях. Да что богатство! Многие из нас спят и видят, как бы поехать в Европу, найти работу и заработать хоть немного денег, чтобы обеспечить своим семьям нормальное существование. Но поскольку законным путем уехать почти невозможно, мы превращаемся в нелегалов. Добраться до Испании на катере стоит полторы тысячи евро. Да обычному марокканцу, живущему на подачки туристов, с которыми он таскается по всему городу, такие деньжищи много лет придется копить! Испания установила вдоль всего побережья электронные системы слежения, так что добираться туда стало далеко не так безопасно, как раньше. Многих ловят и отправляют обратно в Марокко — и тогда начинай заново откладывать свои гроши. И все это, чтобы только добраться до вашей земли обетованной. Как же нам не злиться и не оскорблять вас последними словами — от себя, и от лица своих предков, и своей страны. Вы, европейцы, сраные пидоры, потому что не хотите делиться с нами своим благополучием. Вы держите нас за людей третьего сорта, плюете на нас или — если будет душевный порыв — суете нам милостыню. Вы забыли о том, что тоже не всегда были богатыми. Наша культура вызывает у вас страх. Наши миры разделяют какие-то жалкие четырнадцать километров, но они давно превратились в тысячи!..

Он поворачивается и направляется дальше, ведя нас вглубь старого города. Несколько ошарашенные, мы следуем за ним — взбираемся и спускаемся, сворачиваем направо и налево, идем по красной плитке, серой плитке, мрамору, спотыкаемся о разморенных жарой кошек и собак и о завязанные мешки с отходами. Шум от людских толп стоит оглушающий. Маленькие лавочки со съестным, сапожные мастерские, ювелирные магазинчики, пекарни, овощные лавки; продавцы тканей, торговцы коврами, портные и прочий торгующий и ремесленный люд вовсю заняты своим делом; женщины, дети и мужчины толкутся в извилистых улочках, наперебой расхваливая цены и товар. Наш проводник идет в нескольких шагах впереди, и люди беспрекословно уступают нам дорогу. Я замечаю, как в нашу сторону бросают обеспокоенные взгляды, словно зная что-то такое, о чем мы не подозреваем. Мы сворачиваем на улицу пошире, ведущую круто вверх, чтобы потом спуститься узким проулком, который называется улица Салах Дин Аль-Аюби. Оказываемся на торговой улице: кто продает экологические средства для мытья посуды и стиральный порошок в красных картонных упаковках, кто яйца, кто апельсины и бананы или специи. В воздухе стоит сладковато-удушливый запах от испражнений множества связанных кур, которые лежат на перепачканных коврах или плотно набиты в клетки, и от крови на разделочных столах мясников. Мы проходим еще один крупный перекресток, откуда улочки разбегаются во все стороны — по сути, это крошечная площадь размером, может, в двадцать квадратных метров. В ее центре стоит на колесах вольер со множеством посвистывающих волнистых попугайчиков, перелетающих с места на место.

Наш провожатый останавливается перед коричневой деревянной дверью. Я запрокидываю голову и смотрю на узкую полоску неба высоко вверху, между домами и ведущими куда попало трубами. Где-то поблизости хрипло кричит петух. На неровной стене, украшенной восемью желтыми плитками, зелеными буквами выведено: «Рейнбоу Импорт/Экспорт».

Я еще не решил, как нам вести себя. Мы обсуждали с Йоханом разные сценарии. Самое важное — успеть как можно больше отснять. Что касается звука, то придется довольствоваться родным микрофоном камеры. Ловлю себя на странном ощущении, как в юности перед экзаменом: дрожь и ужас ожидания отступают и возвращается ледяное спокойствие. Перво-наперво нужно попасть внутрь. Йохан решает сам вести переговоры, а честь снимать доверяет мне. Включаю камеру. Йохан подходит к двери и стучит. Наш проводник отступил в сторону, в зону, недоступную взгляду, как раз засверкавшему в звездообразном дверном глазке.

— Кто там? — хрипло доносится из-за двери.

— Мы волонтеры, хотим добровольно участвовать в вашей деятельности в Африке, — говорит Йохан на ломаном английском.

Глазок пустеет. Секунды бегут. Наконец дверь открывается, и на нас подозрительно взирает высокий худой человек. Прежде чем он успевает открыть рот, я направляю на него камеру, и в то же мгновение перед ним вырастает Йохан и оттесняет его обратно. Я делаю мужчине знак молчать, прикладывая палец к губам.

Оглядываюсь в поисках нашего спутника, но его и след простыл.

Мы почти бежим по коридору, который заканчивается еще одной дверью, и оказываемся в помещении с высокими потолками. Стены его украшены традиционными коврами разных оттенков красного. Слева спиной к нам сидит женщина, уставившись в светящийся монитор компьютера, а справа стоит одетый в черное мужчина в оранжевой бейсболке с надписью Spoiled. Он словно прирос к полу, направив на нас ствол автомата.

— Что-то вы припозднились. Мы