Парадизо - Франческа Сканакапра

Следующие несколько дней к нам стекался поток желающих выразить соболезнования. Заглянув к нам, люди шли к Поззетти. Сперва я думала, что они заходят в Ритин дом, потому что наши отцы были лучшими друзьями. Но, услышав разговор дзии Мины и одного из гостей, я поняла, что тело моего отца лежит у Поззетти. В конце концов, наш добрый сосед был похоронщиком.

– Дзиа Мина, папа лежит у Поззетти?

Тетя нагнулась, потрепала меня по голове:

– Да.

– И все люди ходят туда, чтобы на него посмотреть?

– Да.

– Можно мне тоже пойти?

Тетя ответила не сразу.

– Ты впрямь этого хочешь?

– Да.

– Позволь сначала поговорить с твоей мамой, – сказала тетя.

Папу мне хотелось увидеть так сильно, что словами не передать. Дзиа Мина велела набраться терпения, и через три дня после трагедии, то есть за день до похорон, мне разрешили.

Дзиа Мина повела меня через дорогу в дом Поззетти, где папа лежал в комнате рядом с мастерской. Эта комната всегда стояла запертой, и попасть туда никто не мог. Даже Риту пустили туда лишь однажды и только потому, что там, в буквальном смысле, не было в тот день ни души.

Комната совершенно не напоминала усыпанную опилками мастерскую Поззетти. Безупречный порядок, выложенный плиткой пол и большой, совершенно чистый верстак, у стены в вертикальном положении стояли гробы. Папин гроб поместили на подставку, слишком высокую, чтобы я могла увидеть его лицо. Поззетти поднял меня на руки, чтобы я увидела папу.

Гроб устлали белой простыней. Папина голова покоилась на подушке, которую мама вышила в подарок Ритиным родителям. Если бы я не знала, что папа умер, то подумала бы, что он спит, вот только лежал он на спине, что при жизни было невозможно из-за травмы. Бледная кожа удивляла гладкостью, на лице никакого намека на боль. Волосы тщательно расчесали, руки сложили на груди как для молитвы. Одели папу в его лучший костюм, который был ему слишком велик, так как покупался много лет назад для свадьбы. С тех пор папа заметно усох. Мама жалела, что ей вечно не хватало времени, чтобы перешить костюм.

Поззетти долго держал меня на руках, дав мне возможность в последний раз насмотреться на папу. Щетинистая щека Поззетти колола мою. Пахло от него древесными стружками.

– Хочешь положить что-нибудь в гроб, прежде чем я его закрою? – спросил Поззетти.

– А что ему понадобится на небесах?

– То, что напомнит ему о тебе.

Я бегом кинулась в «Парадизо», нашла носовой платок, на котором вышила вишневую ветку, и скорей обратно к Поззетти.

– Ты сама его вышила? – спросил Поззетти.

Я кивнула.

– Очень красивая вещица! Давай положим ее твоему папе на грудь. Так ты всегда будешь у него в сердце.

Поззетти поднял меня одной рукой, и мы вместе засунули носовой платок, свернутый треугольником, в нагрудный карман папиного костюма.

– Можно мне его потрогать? – спросила я.

– Если хочешь.

Я провела по папиным пальцам, коснулась холодной щеки, потом нагнулась и легонько поцеловала его в лоб.

– На небесах папе будет больно?

– Нет. На небесах никому больно не бывает.

– Эрнесто обрадуется моему папе. И папины родители. Папа знает очень многих мертвых. Он там нарасхват будет. Думаете, ему хватит времени приглядывать за мной?

Поззетти кивнул и обнял меня покрепче.

– Конечно. Он всегда будет приглядывать за тобой и за твоей мамой, потому что вы самые важные люди в его жизни.

Я не плакала. Меня окутал невероятный покой, почти счастье. До самой смерти я буду благодарна отцу Риты за его доброту и сострадание, за то, что помог сделать мое прощание с папой наполненным любовью.

Поззетти сделал гроб из дерева, которое моя мама никогда не смогла бы себе позволить. Материал крышки отличался от бортов, но на такую мелочь никто внимания не обратил. Одна из медных ручек гроба тоже отличалась от других, но никто об этом не упомянул. Гроб стал прощальным подарком Луиджи Поззетти моему отцу, его молочному брату и другу с самого детства.

Мама не захотела, чтобы дон Амброджио, которого она считала ответственным за папину смерть, провел поминальную службу. Она даже отказалась встретиться с доном Амброджио, когда тот пришел к нам сказать, что в благодарность за папину службу приход предоставит могилу бесплатно. Вместо него службу вел дон Джервазо, тихий худой священник, благотворительная организация которого наняла моего отца.

Похороны я помню смутно. Ни кортежа, ни катафалка не было. Гроб с папой несли в церковь Поззетти, Сальваторе и еще четверо мужчин. Среди одетых в черное людей я чувствовала себя маленькой и потерянной. Я держала дзию Мину за руку. Ритина мать читала молитву. Моя мама всхлипывала.

Следующие несколько недель я была на попечении дзии Мины. Спальня теперь была в моем полном распоряжении, так как мама перебралась на папину кушетку на кухне.

Тосковала я по папе ужасно. Хуже всего было вечерами, в постели. Мне не хватало родительских голосов, доносившихся с кухни. Не хватало их разговоров, папиных смешков, его анекдотов и историй. Порой дзиа Мина сидела вечером с мамой на кухне, но это было не то же самое. Они говорили только о домашних делах, о хозяйстве. Разговоров папы с мамой мне не хватало так же сильно, как папиных разговоров со мной.

Папины брюки и пиджак висели на крючке на стене кухни еще долго после его смерти. Порой я прижималась щекой к его одежде, закрывала глаза и представляла его. Возможно, мама делала то же самое, но я никогда этого не видела.

Думаю, для мамы папина смерть стала чудовищным, но облегчением.

Глава 14

В сентябре 1949 года, через три месяца после папиной смерти, я пошла в среднюю школу. В Маццоло построили новую школу для детей из самой Маццоло, Пьеве-Санта-Клары и других окрестных деревень.

По сравнению с моей прежней школой здание новой казалось мне огромным. Классы были с высоченными потолками, большими окнами и огромными чугунными батареями. И там всегда пахло дезинфицирующим раствором.

Сидели мы не за деревянными партами с чернильницами и рисунками, нацарапанными за целый век – памятью об учениках прошлых лет, – а за новенькими современными столами с хромированными ножками и пластиковыми зелеными столешницами. Все тут было новым и современным. Стены украшали мозаики, а вещи свои мы хранили в специальных металлических шкафчиках. В школе