Камень небес - Валерий Викторович Дмитриевский
19
– Ты не огорчайся, – сказал Валя громко.
– Я не огорчаюсь, – ответила Ружена.
– Это ведь очень нужно.
– Я понимаю.
«Частные предположения»
– Ну что, Растрелли, как твой дворец? Когда новоселье? – спросил Пётр, когда они вместе тащили Витковы шмотки к нему в балок. В мокром плаще с капюшоном и резиновых сапогах с отворотами он напоминал рыбака на сейнере в штормовом море. Низкое серое небо скрывало вершины, шёл очень мелкий дождь, даже и не дождь, а так, морось какая-то сыпалась, сквозь неё иногда пробивались мокрые снежинки. На склонах сопок цеплялись за чёрные ветки осыпавшихся лиственниц клочья тумана. Тарахтела «дэска»[8], вырабатывая электричество. Под рубероидным навесом бликовала электросварка, звонко плюхала кувалда и раздавалось ещё множество разных железных звуков, всегда сопровождающих ремонтные работы.
– Я уже вселился, – ответил Виток, осклизываясь на красноватой глине и взмахивая руками для равновесия.
– Да ну?! – не поверил Пётр. – Не ожидал. Поздравляю.
Они зашли в балок, и Виток, сняв намокшую штормовку, стал пристраивать её над гудящей пламенем железной печкой, на которой попыхивал паром закопчённый чайник. Пётр тоже развесил свой плащ, стащил сапоги и надвинул шлёпанцы.
– Вчера промывку закончили, – сказал он. – Когда дни солнечные стояли, морозец уже поджимал. Вода на ковриках замерзала. Это ты вот сегодня оттепель с дождём нам привёз. Как прояснит, вскрышу для будущего сезона начнём делать.
– Ну и как успехи нынче? – поинтересовался Виток, наливая в кружку чай. – Мишка про бешеное золото что-то травил. Ходил и обмывал его с Сипягиным на пару, даже ко мне заявился.
– Ну, не то чтобы бешеное, но впечатляет. Плотик резко нырнул, почти по всей ширине пласта. И мы из этого кармана за двенадцать дней вынули почти половину квоты. А недалеко от границы блока он кончился, опять пошло рядовое золото. Но в целом по блоку большой переотход получился.
– А по всей россыпи?
– Я не считал. Зайди к геологам, узнай.
Виток, отхлёбывая чай, сказал:
– Насколько я помню, россыпь через двести метров кончится. Это на сезон промывки. И что потом?
– А потом надежда только на твои поиски по притокам. Если там не будет, то…
– А в соседней Укучикте не бурили?
– До нас нет. А мы только собираемся. Кириллыч планирует на будущий год туда.
Пётр закурил сигарету и приоткрыл дверь балка.
– Глухаря там убили летом. Разрезали желудок – нашли небольшой самородок. Значит, должно быть в ней золото.
– А может, он его на Орколикане заглотил, – возразил Виток. – Или вообще далеко отсюда.
– На Орколикане вряд ли. Мы здесь уже несколько лет шумим, всех распугали. Да и вычерпали тут сверху всё до нас. Разве что как раз на притоках. А от золота не мог он далеко улететь. Километр-два, не больше.
– Ладно, посмотрим.
Пётр высунул голову за дверь и посмотрел вверх.
– Надолго замарачачило… Ну-ка, расскажи, как ты дом достроил. Я думал, не успеешь до зимы. Доволен, поди, как стадо бегемотов?
– А чего рассказывать, – нехотя ответил Виток. – Генерал меня купил. Иначе не было бы ничего.
– Да-а, откуда ты такой ортодокс взялся, – полюбопытствовал Пётр, выдохнув дым на улицу. – Опять вместо радости наблюдаю страдания и угрызения. Ты же в геологию вернулся, да и дом достроил при этом. И чего тебе ещё надо?
– Да так вроде всё правильно. Но видишь… Я же от него тогда сам ушёл. От его наглости, от… Ну сам знаешь. А теперь, получается, он мне кость кинул, а я и схватил.
– Мать моя женщина, – сказал Пётр. – Тяжёлый случай. Надо было тебя из общаги куда-нибудь в сарай переселить. Тогда бы не юродствовал.
– Нет, я рад, конечно. Я же три года крутился с этим домом, всё сам да сам. А Мишка мне напоследок взял и всё на блюдечке выложил, чтобы я, значит…
– Знаешь, кто ты? Изощрённый мазохист, вот кто. Нравится ему моральным стриптизом заниматься, тошно слушать.
– Да я, Петька, и сам понимаю, что дурак. А вот чего-то не сходится…
…Виток промыл очередную пробу и вгляделся в дно лотка. Пусто, чешуек золота среди чёрных зёрен нет. Он ополоснул шлих в небольшой металлический совочек и положил на печку сушиться. Потом взял банную шайку и вышел из промывалки к буровой. Ревела дизельная, на буровой мерно ухало долото, поднимаясь на канате вверх и снова падая в скважину. После углубки на полметра в неё опустили желонку и вычерпали весь разбуренный за рейс шлам в обрезанную на три четверти железную бочку с приваренными ручками. Виток подошёл к обрезу, вращательными покачиваниями несколько раз взмутил содержимое и слил муть на землю. На дне остались песок с галькой. Он замерил линейкой объём породы, высыпал её в шайку, обмыв обрез до чистоты, и пошёл обратно в промывалку. Опрокинул шайку в бункер промывочной установки и нажал тумблер. Пока всё в ней крутилось и тряслось, Виток взял с печки совочек, высыпал высушенный шлих в заранее подписанный бумажный капсюль и положил его на полку рядом с другими. Потом записал в журнал глубину отбора пробы, характеристику породы и её объём. Выключил установку, достал из-под неё чашку с остатками пробы и стал доводить шлих на лотке в зумпфе – квадратной металлической ванне с водой на высоких ножках. Этот цикл он каждый день проделывал по нескольку десятков раз, иногда еле успевая забрать из бочки очередную пробу, – если не попадалось крупных валунов, бурение шло быстро. А когда встречался золотоносный пласт, пробы брали через каждые двадцать сантиметров бурения, и тогда Виток носился от буровой в промывалку бегом, чтобы не задерживать проходку, потому что от количества пробуренных метров зависел заработок и буровиков, и его самого. Но всё это делалось на автомате, почти машинально, и свободно текущим мыслям не мешало.
Золото в этом безымянном притоке было, но совсем мало. Встречавшиеся золотоносные интервалы не увязывались в сплошной пласт, а гуляли по разрезу от одного борта долины до другого на разных глубинах. Оставалось пробурить ещё одну линию, и надо будет переезжать на другой берег Орколикана, в левый приток. Но это будет в начале декабря, тогда уже начнутся сильные морозы, и скорее всего, до середины февраля бурение придётся свернуть, мало ли что там Мишка говорил. Зимой много времени будет
