Перед солнцем в пятницу - Альбина Гумерова

Вдруг она увидела на другом конце дома знакомую высокую фигуру. Ольга поспешила к ней. Так и есть: Бахрам. Женщина задрала голову – свет в ее квартире все еще горел. Значит!.. Муж дома! Все время был дома, видел первый снег из окна и ждал, ждал свою жену! А она бродила под окнами, вместо того чтобы взбежать к нему! Взлететь на девятый этаж! Еще совсем чуть-чуть, и она будет дома! Наконец, дома! Одни побудут, Галю позже заберут! Вдвоем! Как раньше, давным-давно! Она признается, а он – простит! Иначе – никак!

– Добрый вечер, – поздоровались с нею в ночи.

Она эхом повторила те же слова, но одними губами – голос тут же иссох, а тело сделалось горячим, как в то раннее утро, когда она стояла на улице одна в сухих листьях и увидела в окне Галю. Но тогда голос земля дала, а сейчас почва из-под ног ушла…

Женщина догадалась еще до того, как мужчина открыл рот.

– Ваш муж уехал в другой город, заведующим кафедрой. У них там филиал вуза открылся. Просил передать ключи.

Не слышала его голоса, прочитала по губам. Но тяжелой цепью лязгнули, невыносимо громко брякнули в мужских руках ключи.

Слабой рукой, которая еле слушалась, женщина повисла на теплой связке. Ключи от ее дома хранят едва уловимое тепло рук чужого мужика. Он сию минуту отправится к своей жене. А Ольга поднимется в свою похотью добытую пустую квартиру, в которой почему-то горит свет.

– Ключи.

Сквозь путы слухового тумана до нее добрались-таки слова.

– Что?..

– Мои ключи верните.

– Ключи? – вторила она.

– Жена не открывает.

– Не открывает?..

Ольга нащупала в кармане холодные железки – связку от квартиры на втором этаже. Сжала в кулаке. Хотела соврать, что их у нее нет, – раз у нее мужа нет, пусть и у той не будет! Та и сама не хотела, чтоб муж вернулся. Ей нравилось выздоравливать в женском царстве. А придет мужик и загубит все хорошее, затопчет, испоганит. А раз так – поделом. Не хотела? На тебе твоего же грубого, недоглядевшего за сыном мужа! И Ольга рывком вытащила кулак из кармана, раскрыла его. Ключи блеснули в свете фонаря. Мужчина их взял и быстро зашагал к подъезду.

Ольга только сейчас заметила, что снег больше не идет, осень сожрала первый робкий снег, который так ждала и земля, и женщина. Долго глядела она на неприличное слово на двери подъезда. Кто и когда его написал? И почему никто до сих пор не замазал… Люди сталкивались с ним лицом к лицу по вечерам, когда возвращались в свои дома, и оно глядело им в спину по утрам. И сейчас похабно, тремя толстыми буквами таращилось на женщину, посмеивалось, дразнило мякотью и смыслом.

Дверь распахнулась, выбежали собаки – выходит, время позднее, раз дед-вонючка спустил их на ночь. А вот и сам он бодренько вышел во двор, решил тоже подышать перед сном. Кажется, женщина никогда так глубоко, до самых костей не замерзала. Мысли путались… Филиал в другом городе… В каком? Это узнать можно… Где жить будет? Дадут, на улице не оставят. Сколько он там пробудет? Наладит работу и вернется? Или навсегда? Поехать к нему? Хотел бы – позвал… Надо забрать Галю, она сейчас там лишняя. Забрать и подняться к себе, на девятый…

«Сейчас, только еще немного похожу, еще чуток замерзну…» И она бродила вдоль дома от балкона бабы Дуни до балкона деда-вонючки и обратно и тихонечко подвывала.

У Петра Сергеевича была привычка все делать заранее. На вокзал он прибыл за два часа до поезда. Сел в зале ожидания, раскрыл книгу. Вскоре стало душно. Мужчина вышел на перрон подышать. Увидел снег, вспомнил о своей жене, об их уговоре. Немного пожалел о том, что ничего ей не сказал, сбежал, стало быть. Но решил не изводить себя чувством вины. От мысли, что Галя еще раз распахнет окно, бросило в жар. Вспомнился злосчастный кусок мяса, кот, убитый на глазах у ребенка. Жена его, какая-то совершенно нечуткая женщина, не тонкая и не ранимая. Может решить любой вопрос без его участия. Никогда не попросит о помощи. Твердо стоит на земле. Что же в ней его привлекло? Повелся на красивое тело? На певучий, сладковатый голос? Он спутал хитрость с умом, а жеманность с сексуальностью… С другой стороны, не так уж она и плоха, с такой, как говорится, можно жить… Но он-то и не жил будто. Выходит, не любил? И Галина родилась от нелюбви? А сам он – от большой ли любви родился?! Ох уж эти люди, рожденные от нелюбви, от маленькой любви, не от большой любви! Как же много, много их на белом свете!

До поезда еще уйма времени. Накануне отъезда мужчина не спал (он всегда так делал, когда собирался в дорогу, чтобы в поезде не мучиться от бессонницы) и чувствовал, как ноют коленные суставы. Первые снежинки кружились в воздухе еще ночью – он видел их из окна и опасался, что его жена тоже не спит, увидит снег и примчится чуть не в ночнушке на девятый этаж. Он чувствовал, что она жаждет встречи с ним, и ему не хотелось видеть, как больно ей будет проститься… Галю жаль… Как жаль доченьку! Она не заслужила подобного детства! Скорее всего, и ее жизнь пройдет уныло, тошнотворно спокойно, безо всяких всплесков. И она из страха одиночества или по недомыслию сойдется не с тем человеком и промучается с ним всю свою единственную жизнь…

Снег ласково и пушисто покрывал шпалы. Ветра почти не было. Время от времени женский голос объявлял электрички. Первый путь, вдоль которого бродил Петр Сергеевич, был пуст. Видимо, на него должны были подать состав, на котором мужчина собирался уехать. Он поднялся на переходной мост. И только оттуда, сверху, увидел, что на рельсах, там, где уже кончилась платформа, лежит какой-то человек.

Очень велико было желание сказать самому себе, что это, скорее, большой мешок с мусором, нежели человек, хотя отчетливо видны были длинные раскинутые ноги. Мужчина мгновенно сбежал с моста вниз и заметался по платформе, не зная, что делать: самому мчаться и оттаскивать или в полицию сообщить. Как назло, ни службы охраны, ни полицейских поблизости не было. Зато раздался пронзительный свист электропоезда. Отец Гали со всех ног поспешил туда, где заметил лежащего человека. Запыхался, давно не бегал. Каково же было его удивление, когда он обнаружил не