Перед солнцем в пятницу - Альбина Гумерова

Так хочется поговорить с ним! Просто помолчать рядом. Мы из одного теста, два сапога пара. Сколько ра ьз я слышала от мамы: «Копия папа!» – и это не похвала. Папа не сразу понятный, его рассматривать надо. И мама все приглядывалась к нему и приглядывалась: вышла за него замуж и приглядывалась, меня родила и приглядывалась. Почти пять лет. А однажды проснулась утром, увидела рядом спящее бородатое лицо, будто впервые увидела. И полюбила. Крепко-накрепко.

Помню, мы лепили пельмени всей семьей. Такая традиция: раз в месяц, по субботам. Мама раскатывала тесто на папиной чертежной доске, с обратной стороны.

– Я понимаю теперь, почему ты все время молчал, когда ухаживал за мной. И не нравился мне этим, – сказала мама, нарезая рюмкой маленькие кружки.

– А теперь нравлюсь? – папа хитро улыбнулся, на правой щеке появилась ямочка.

Одной рукой мама сыпанула горсть муки на доску, вторую руку запустила в кастрюлю с тестом. Ловко помяла его, затем склонилась над доской, раскрыла ладошки и принялась катать скалку до тех пор, пока тесто не стало тоненьким, словно бумага. Смотрю на ее профиль: губы как сердечко. Смотрю на папу – его губы утонули в бороде и усах. Давным-давно мои родители впервые поцеловались своими маленькими сердечками, мама прикрыла глаза, а папино сердце, должно быть, билось сильно-сильно, будто где-то далеко скачет конь.

…Когда папа вернулся из армии, ему тут же сосватали девушку. Он вроде был не против, но однажды сел в троллейбус и там увидел мою маму. Она ему сразу и накрепко понравилась. Быть может, потому, что тяжело доставалась: опаздывала на свидания, и папа терпеливо ждал ее. Однажды он вымок напоказ – не спрятался под крышу на случай, если мама все же придет. Стоял с букетиком. С волос, с усов его текло, промокло даже нижнее белье. Из окон кафешек, из красных телефонных будок глазели на него. Одно женское сердце все ж не выдержало:

– Эй, парень! Иди сюда, поместимся!

И папа послушно двинулся к красной телефонной будке. Девушка раскрыла дверь и впустила папу. Она была почти сухая, а он мокрый. И стояли они близко-близко.

– Что, не пришла? – спросила девушка.

Папа не ответил. Дождик вскоре притих.

– Может, кофейку выпьем? Согреемся.

Папа молчал – он теряется сразу, особенно если девушка красивая. Она сама отобрала у него мокрый букет, а второй рукой взяла папину руку и заглянула в глаза.

– Люблю стеснительных. А ты не переживай, может, это судьба!

И они вышли вдвоем.

Но потом мама написала письмо с извинениями и назначила новую встречу. Был солнечный день. Она пришла, принеся с собой тубус с чертежами.

– Ильдар, ты мог бы подписать мне титульный лист красивыми буквами?

А в конце лета мама моя поехала на практику в Алушту. Командовала толстыми тетками в ресторанах. Следила, чтоб на банкетах не подворовывали, как привыкли. Тетки ее сразу невзлюбили.

Не дождавшись ответов на письма, папа съездил в поселок Юдино, где жила мама, узнал, что она уехала, и полетел в Алушту. Отправил телеграмму своим родителям, чтобы не волновались. Попросил выслать деньги телеграфом и заселился в первую попавшуюся гостиницу. Принял душ и решил прогуляться по набережной. Опросил народ и составил список местных ресторанов, чтобы назавтра начать поиски моей мамы. Загадал: «Если не найду – оставлю ее». Вернулся поздно вечером в гостиницу, подошел к своему номеру. Дверь соседнего номера открылась, и вышла моя мама. Онауже успела стать смуглой, почти черной. Мама держала таз со стираным бельем.

– Ой! – только и смогла она выдохнуть.

И папа, собрав волю в кулак, впервые поцеловал маму в приоткрытый от удивления рот.

Через два года они поженились. Беременную мою мать папа полюбил еще больше. К ее приходу он вырезал розочки из свеклы, жарил картошку, тер морковь на мелкой терке, перемешивал с изюмом и сметаной. Мама все это съедала и засыпала. А папа шептался со мной, думая, мальчик я или девочка.

«Здравствуй, милая! Пишу тебе дома. Еще раз поздравляю тебя, умница ты у меня. Даже не верится, что у нас есть дочь. Я так рад. Ты в записке писала, что кормить принесут в восемь. Так охота было посмотреть на нее, наверно, вылитая мама. Я хочу, чтобы похожа была на тебя. Вчера и сегодня утром (до того, как ты родила) такое состояние… ничего не соображаю, все валится из рук. Мы приходили рано утром, нам сказали, ты еще не родила. Велели прийти через два часа. Я вернулся домой, а мама поехала в больницу. Дома места себе не нахожу. Душа болит, из глаз слезы. Стал смотреть твои детские фотографии. Потом пошел к тебе. Иду по улице, а из глаз течет.

В институте тоже все нормально. Проект сдал на «отл.». И, кроме того, еще получил зачет по строительной физике, по строймеху. Остался еще один зачет по ЖБК. Это назначено в субботу, 12 мая.

Ну вот и все новости вроде бы. Еще напиши, когда тебе можно будет ходить, и мы могли бы поговорить через окно. Целую тебя крепко-крепко, поцелуй нашу дочь и скажи, что это от папы».

Это был первый папин поцелуй.

…Когда я слышала, как в замке возится ключ, готовилась к прыжку. Папа входил, закрывал дверь и вставал как вратарь. Я разбегалась и прыгала на него. Обхватывала руками и ногами, ложилась щекой на его всегда разное плечо. Черное кожаное зимой, хлопковое, чуть сырое и соленое летом.

– От тебя детством пахнет, – говорил папа.

Я смеялась – как это?

– Ну… я не знаю. Ребенком пахнет! – Папа утыкался мне в шею, делал глубокий шумный вдох. Его борода смешивалась с моими волосами. – Вот живет моя душа, радуется не спеша! Вот такая моя дочка, когда вырастет, родит сыночка!

Я нюхала под бородой – мне казалось, папин запах там. Выдумала, что в бороде живут бородульки. Папе это понравилось, и он сочинял сказки про них. Говорил, что бородульки общаются между собой только ночью. Всякий раз я старалась не спать, чтобы услышать их. А утром говорила с обидой:

– Твои бородульки не разговаривают со мной!

– Только я могу их слышать, – пояснял папа с серьезным видом. – Они велели передать тебе привет, сказали, чтобы ты кашу скушала и маму слушала.

– А они что едят? А можно мне их покормить? – Я тыкала в папину бороду огурцы, яблоко, хлеб и