Лиственницы над долиной - Мишко Кранец

— Я уйду в долину. Сегодня же вечером.

— Иди, Рок тоже уходит. Может, вы вместе…

— До долины пойдем вместе, — ответила она. — А там расстанемся. — Она подошла к нему, прикоснулась так, словно хотела его погладить. Он смотрел в окно, на котловину. — Почему ты не дал мне умереть? — спросила она, стоя у него за спиной.

Поскольку он не ответил на ее вопрос, она повторила сто более требовательно и добавила:

— Теперь все было бы хорошо.

— Я не люблю мертвых, — растерянно ответил он. И пояснил, обретя свой прежний юмор: — Знаешь, живых легче рисовать.

Она кивнула, словно соглашаясь, хотя понимала, что это не ответ.

— Уходи, — сказал он. — Уходи, пока я не обернулся.

— А почему ты не оборачиваешься? — спросила она. — Не хочешь посмотреть мне в лицо.

— Твое лицо запечатлелось у меня в глубине души. Навсегда. Пусть таким и останется. Может, когда-нибудь я захочу его нарисовать…

Она снова понимающе кивнула. С трудом выдавила из себя:

— Я не смогу жить без Раковицы, не сумею.

— Сможешь, Марта, — возразил он. — Человечество живет без Раковицы, миллионы, миллиарды людей. Без этого можно жить, поверь мне.

— А я не смогу. Не надо было меня спасать. Теперь мне придется скитаться по белу свету.

— Иди, Марта, посмотри на белый свет, он не так уж мал.

— Мне некуда идти, кроме Раковицы.

— Марта-а-а! — сердито кричал Виктор снизу, из сеней. — Куда ты запропастилась, черт побери. Сколько тебя звать?!

Она встрепенулась. Сказала покорная, словно животное:

— Меня зовут.

Он все-таки обернулся, взял ее за руку, посмотрел в глаза и спросил:

— Ты уйдешь отсюда? — Она не шевельнулась, он видел, что она колеблется. — Уйдешь? — требовательно повторил он.

— Уйду, прямо в долину, как ты сказал, — прошептала она.

Он вышел вслед за ней.

— Ты идешь или остаешься? — закричал Рок, когда она вошла в сени. Она замедлила шаги, но не обернулась.

— Иду, Рок, — сказала она и вошла в комнату.

Не записанный в земельных книгах хозяин Раковицы Петер Заврх сидел за кленовым столом, похожий на прусского бога, изображение которого висело на стене, с той только разницей, что Петер Заврх был совсем седой, а бог — в расцвете сил. С сигаретой в зубах в комнату вошел Виктор и остановился, прислонившись к дверному косяку. Алеш стоял возле окна со стаканом водки в руке. К закуске никто не притронулся. Марта выпрямилась перед столом с таким видом, словно за ним сидели судьи. Она и правда стояла перед судьями и чувствовала это яснее, чем кто-либо. Мучительное молчание прервал батрак Рок, который, видимо, успел хлебнуть водки:

— Марта, скажи — ждать мне тебя или не ждать? — И добавил: — Свои вещи я уже собрал, давай и ты собирайся, и махнем-ка мы в долину.

Марта растерялась, робко оглянулась на двери, потом на людей в комнате и наконец встретилась взглядом с Якобом.

— Подожди ее, Рок, — вместо нее ответил художник, — она только закончит свое дело.

— Подожди, — повторила за Якобом Марта и растерянно посмотрела на Алеша и Петера Заврха. — Подожди меня.

— Подожду, только ты не больно задерживайся: до долины далеко, а ночь близко. — И ушел.

Петер Заврх наморщил лоб, нахмурил брови, явно недовольный таким поворотом дела. Виктор тоже был обеспокоен. Марта снова оглянулась на художника. Тот сказал, обращаясь ко всем, и в первую очередь к священнику:

— Дорогой Петер, говорить сейчас излишне. Марта уходит из дому. Остаться вы ее не заставите, а осуждать ее не за что.

Поскольку Рока не было в комнате, Петер Заврх мог говорить открыто:

— Никуда ты не пойдешь. — Он обращался только к Марте, словно не замечая художника. — И Рок никуда не пойдет. Вы поженитесь и останетесь в усадьбе. Построите себе дом. На осыпях. Эта земля будет ваша.

Марта догадалась о причине такой щедрости. Яка тем более. А священник продолжал торопливо, правда, немного понизив голос:

— Нам надо договориться о ребенке.

Марта не шевельнулась, а Яка бросил в мучительную тишину, на мгновение заполнившую комнату:

— О каком ребенке? О чьем ребенке?

Петер Заврх побледнел, разозлившись на художника, столь бесстыдно вмешивающегося в раковицкие дела, и сказал:

— Знаешь что, Якоб, об этом будем разговаривать только мы, раковицкие, а ты иди.

— А я не уйду, — заупрямился Якоб, который разгадал, к чему клонит священник. И Петер Заврх в свою очередь понял, что так ничего не добьется; не говоря ни слова, он встал, подошел к женщине и более спокойно спросил:

— Что ты намерена делать с ребенком?

— С каким ребенком? — снова удивился художник Яка. Алеш испуганно поднял глаза, он ничего не понимал, как во сне.

Петер Заврх, не в силах сдерживать злость на художника, воскликнул:

— С ее, раковицким!

А Яка подошел к священнику, нагнулся к самому его лицу и спросил спокойно и ясно:

— Ты что, бредишь, Петер? Говоришь о ребенке, а ведь никакого ребенка не было! Алеш! — Яка обратился к активисту, побелевшему, как стена, — ты видел какого-нибудь ребенка? Скажи, ты его видел?

Алеш Луканц покачивался, он боялся, что упадет. Он понял, слишком хорошо понял, что случилось. К счастью, Яка подошел к нему, дотронулся до него рукой и тихо спросил:

— Алеш, скажи откровенно: ты видел какого-либо ребенка?

Луканц все еще покачивался, не спуская глаз с Марты. Тогда Виктор отошел от двери, приблизился к женщине, повернул ее к себе и настойчиво спросил:

— Где ребенок? Что с ним?

— Люди, — воскликнул Алеш и подошел к Марте, — да оставьте вы ее в покое. Ведь никакого ребенка не было, правда не было!

Петер Заврх сопел, словно паровоз, который хочет тронуться с места и не может. И вдруг крикнул дрожащим голосом:

— Что с ребенком, несчастная? — и вытянул руки, как будто хотел схватить ее. — Я тебя спрашиваю, а не этого забулдыгу.

Марта пришла в замешательство, бросила беспомощный взгляд на Алеша, потом на Якоба и сказала спокойно, сдержанно, чуть дрогнувшим голосом:

— Не было, никакого ребенка не было, дядюшка! — и, поколебавшись, добавила: — Никакой ребенок не будет помехой Раковице. — Она закрыла лицо руками. Петер Заврх, шатаясь, доплелся до стола и почти рухнул на него. Якоб положил руки Марте на плечи. Она опустила глаза, потом повернулась к нему: — Ты сказал — прямо в долину?

— Прямо в долину. Яка Эрбежник тоже отправится туда, завтра. И там попытается начать все сначала. Здесь ничего не получится.

— Спасибо, — шепнула она сухими губами. И пошла прочь. Виктор кинулся за ней, но художник схватил его за руку:

— Иди к дяде. И думай о своей Раковице. Марта тебе отслужила. Не мешай ей уйти. — И подтолкнул