Таёжный, до востребования - Наталья Владимировна Елецкая
– Какие именно?
Вопрос меня неприятно удивил. Выглядело так, словно главврач хочет проверить мои знания. Не подав виду, что задета, я перечислила:
– Лихорадка, суставные и головные боли, спутанность сознания, рвота, светобоязнь…
– Так же проявляется менингит. Легко ошибиться с постановкой диагноза.
– Энцефалит сопровождается и более специфичными симптомами. Ригидность спины и шеи, неустойчивая походка, нарушения речи и слуха. Опытный врач отличит одну болезнь от другой еще до готовности анализов. Впрочем, оба этих заболевания требуют немедленной госпитализации и изоляции больного. Кроме того, существует еще энцефалитный менингит. Это заболевание вдвойне опасно – не только для пациента, но и для окружающих, поскольку передается воздушно-капельным путем.
Главврач переглянулась с сестрой-хозяйкой и удовлетворенно сказала:
– С такой подготовкой нам, пожалуй, никакая эпидемия не страшна.
– Простите, Фаина Кузьминична, я бы не стала говорить об этом с такой убежденностью.
– Почему?
– Как вы правильно сказали, Таёжный удален от других населенных пунктов, но для поселка это может быть не только плюсом, но и минусом. Если случится вспышка вирулентного или контагиозного заболевания, без инфекциониста и лаборатории мы не сможем выявить раннее начало болезни и остановить ее распространение. Сейчас все анализы отправляются в Богучаны, но при стационаре обязательно должна быть своя лаборатория. Ведь если подумать, целый лишний день уходит на то, чтобы забрать бланки заключений из лаборатории ЦРБ! Не говоря о том, что каждое утро в больницу приходится отправлять машину с анализами. Я знаю, был случай, когда машина попала в аварию и все пробирки разбились. Представьте, что это произошло во время вспышки заболевания неясной этиологии, когда симптомы либо схожи, либо размыты. Промедление даже в несколько часов может обернуться неприятными последствиями. Даже если вероятность такого развития событий крайне мала, мы всё равно должны быть к ней готовы.
– Но ведь мы успешно купировали ту вспышку менингита! – явно задетая моей речью, сказала главврач. – Да, работали на износ, потеряли нескольких больных, но отсутствие инфекциониста и лаборатории не помешало нам…
– Не помешало, но и не помогло! – горячо возразила я. – И потом, менингит – не самое неприятное из возможных заболеваний, хотя бы в сравнении с тем же энцефалитом, который грозит больному более тяжелыми последствиями. Поэтому наша задача…
Я осеклась на полуслове, осознав, что спорю с главврачом и вещаю, словно лектор с трибуны, перед двумя пожилыми женщинами, одна из которых является моим начальником. Я вспыхнула, пробормотала «извините» и закусила губу, чтобы еще чего-нибудь не ляпнуть.
Мне хотелось провалиться сквозь пол от стыда. Опять эмоции! Ну что мне стоило промолчать? Учить главврача работе, и не просто учить, а критиковать – это, пожалуй, уже не просто глупость, а профессиональное самоубийство.
– Да, Фая, – усмехнулась Глафира Петровна. – Ты правильно сделала, что поручила Зое Евгеньевне заняться ликбезом. С такими ораторскими способностями она, пожалуй, так обработает население, что оно потребует проводить диспансеризацию не раз в год, а ежемесячно. Только этот ликбез не мешало бы и большинству врачей послушать. А тебе – в первую очередь.
– Ты что такое говоришь, Глафира? – вскинулась Фаина Кузьминична.
– Глафира Петровна, пожалуйста…
– Помолчите, вы уже выступили! – махнула на меня рукой сестра-хозяйка. – А ведь я не шучу, Фая. Зоя Евгеньевна дело говорит. Пусть она молодая и горячая и совершенно не соблюдает субординацию, за что я, будь на твоем месте, ее бы уже уволила, – но сейчас она права, да-да, права! И хотя тебе неприятно это слышать, взгляни правде в глаза. Когда ты, наконец, поймешь, что стационару нужна лаборатория? Наши процедурные медсестры умеют брать кровь, подписывать пробирки и принимать биоматериалы в баночках из-под майонеза, но разве они справлялись с тем потоком анализов, которые им пришлось массово собирать пять лет назад? Разве они не наделали тогда ошибок? Разве не перепутали пробы у нескольких пациентов?
– Мне пора. – Я поднялась с твердым намерением уйти.
– Сядьте! – рявкнула Глафира Петровна. – Извольте подождать, пока вам разрешат уйти. – Она закашлялась, постучала себя по груди, прочистила горло и продолжила тем же въедливым тоном, от которого у меня сводило скулы. – Я знаю, Фая, ты пыталась добиться от районного здравотдела разрешение на открытие лаборатории, но получила отказ по причине того, что население Таёжного не дотягивает до каких-то там цифр, а стационар не имеет статуса больницы. Но мы здесь и операции проводим, и роды экстренные принимаем, и переливания крови делаем, а по экспресс-анализу не всегда возможно определить группу крови и резус-фактор. Ты ведь не забыла тот случай с роженицей… как ее бишь…
– Орлович, – тихо подсказала Фаина Кузьминична.
– Да, с Орлович. У нее, если не ошибаюсь, двое малолетних детей остались?
– Трое. Новорожденного удалось спасти.
– Еще лучше! Трое! – Глафира Петровна всплеснула руками. – Давай теперь подождем, пока у кого-нибудь по твоей милости четверо не останется.
Она приложила руку к сердцу, словно пыталась его унять, отдышалась и продолжила более спокойным, но по-прежнему сердитым тоном:
– Почему ты не отправишь запрос в областной здравотдел? Почему, в конце концов, туда не съездишь? Надо добиваться, требовать! Ты заслуженный врач РСФСР, можешь без стука входить в кабинеты чиновников, а ведешь себя не как главврач, а как пенсионерка на подработке. Дошло до того, что молодая девчонка, недавняя студентка, тебя жизни учит! Хочешь, чтобы она на твое место села? Так в конце концов и случится.
– Глафира Петровна, вы думайте, что говорите! – не выдержала я. – Ни на чье место я садиться не собираюсь, у меня свое есть. И вообще, вы не должны читать Фаине Кузьминичне нравоучений в присутствии ее подчиненной.
– Видала? – усмехнулась сестра-хозяйка, обращаясь к подруге. – В каждой бочке затычка.
– Я хотела уйти, но вы не позволили, – сердито напомнила я. – Этот разговор зашел слишком далеко, вам нужно закончить его без посторонних.
– Глаша, где там у нас была настойка домашняя? – неожиданно спросила главврач.
Сестра-хозяйка фыркнула, подошла к буфету и извлекла из него бутылку с жидкостью насыщенно-малинового цвета.
– Вы пьете, Зоя Евгеньевна?
– Пью, – растерянно ответила я.
– Достань заодно рюмки, Глаша.
Чашки и чайник были сдвинуты в сторону. Фаина Кузьминична разлила наливку по рюмкам. В нос мне ударил аромат малины, настоянной на спирту. «Градусов тридцать», – прикинула я, попробовав напиток. И с неожиданной решимостью опрокинула в себя рюмку.
Гортань обожгло, в желудке разлилось приятное тепло, рот наполнился вкусом любимой с детства ягоды.
Фаина Кузьминична укоризненно покачала головой:
– Это
