Москва, Адонай! - Артемий Сергеевич Леонтьев

На лифтовой двери висел приклеенный прямоугольник бумаги, исписанный нервным почерком:

В лифту обосраные кнопки. Осторожно.

Он иногда открывается и не едит.

На площадке этажом ниже скопились люди. Лика замедлила шаг: спасатель вскрывал соседские двери электропилой – искры сыпались, слепили глаза. Рядом топталось еще несколько человек: молодой помятый участковый прислонился спиной к исписанной маркером казенно-зеленой, местами облупленной стене; смазливая санитарка закрыла глаза рукой и отвернулась от чавкающей двери; взвинченный врач-брюзга морщился не то на дым своей сигареты, прилипшей к губе, не то на летящую от болгарки огненно-стальную россыпь. Вокруг суетилась взволнованная женщина, теребившая связку ключей, – хозяйка квартиры. Она вежливо кивнула Лике, та в свою очередь ответила тем же и прошла мимо. С усмешкой глянула на схватку с дверью, но задерживаться и расспрашивать о том, что случилось, не стала – не было ни малейшего желания, хотя вчерашние крики до сих пор стояли в ушах. Лика почти спустилась на следующий этаж, как над ней раздался незнакомый голос:

– Девушка, будьте добры. Вы не сильно торопитесь?

Остановилась, повернулась: на нее смотрел востренькими, прищуренными глазами смазливый участковый. В костлявой фигуре мужчины было что-то от вяленой щуки.

– А в чем, собс-но, дело?

– В качестве понятой нужны… мы щас уже двери вскроем… вы ж соседка, как я помаю, мож слышали… видели чего-нидь странное седня ночью?

Лика посмотрела на золотой циферблат с игольчатыми стрелками – до начала работы оставалось полтора часа. Времени предостаточно, правда, придется отложить поход в налоговую на следующий день – сегодня уже не успеет.

Развернулась и в несколько широких, цокающих каблучком шагов оказалась у дверей. Встала за спиной медсестры.

Черный диск болгарки снова лизнул сталь, погрузившись в закупоренную консервную банку входной двери. Багряные искры насмешливо плюнули в стекляное забрало шлема спасателя и посыпались на его стоптанные пыльные берцы.

Наконец болгарка разрезала шпингалет и пальцы замка. Сталь поддалась, уступила, заскрежетала. Дверь распахнулась. Все стоявшие на площадке вытянули головы, впились глазами в проем; спасатель поднял стекло шлема и рукавом отер пот со лба, а врач потушил сигарету и удивленно приподнял бровь – вместо прихожей перед их взглядами белела задняя стенка шкафа, негостеприимно давшая о себе знать белесой изнанкой древесноволокнистой плиты. Востроносый лейтенант почесал розовое ухо и примял пучок волосков, торчащих из блестящей ушной раковины:

– Опчки… Хорош экземплярчик. Дальше будут рвы с крокодилами, драть Тулюсю… как же меня все эти кашалоты… пропади они пропадом…

Спасатель приложился ботинком к шкафу. Задняя стенка разлетелась, впустив в себя ногу, но сам шкаф не поддался. Пила снова ощерилась – мелкие опилки, лохмотья, древесная пыль. Услышав грохот разгребаемого завала, с нижнего этажа поднялся еще один спасатель с длинным ломом и большим бордовым шрамом на лице. За ним следом скромно вышагивал интеллигентного вида юноша в курсантской форме академии МЧС. Нежный юноша отличался от матерых коллег молочными щечками и задумчивым взглядом голубых, незамутненных еще суровыми буднями глаз.

Спасатель с ломом подошел к двери.

– Ну что… суицидник?

Напарник с пилой пожал плечами:

– На наркошу не похож…

– На кой ему эти баррикады, сука-урод, надо же было настроить… вот сука-урод.

– Ром, давай без комментариев только… Ты либо помоги, либо лифтерам по жопе надавай иди… нам еще, чувствую, разов по пять надо будет подняться сюда по лестнице…

Рома решил помочь. В четыре руки быстро раскидали завал: шкаф и подпиравший его двуспальный диван. В квартире темно. Первыми вошли спасатели, потом участковый и врач с хозяйкой. Лика протиснулась следом: ничего не могла разобрать из-за темноты, потянулась к выключателю. Спасатель перехватил ее руку.

– Девушка, не торопитесь… что вы, как на первое свидание рветесь… Анатолич, ну? Слышь газ? Сука-урод, не чувствую ни ха… Вроде не. У тебя чуйка острее, ну-ка посопи ноздрей, нюхни.

– Не боись, не вонько. Рубай, Ромчик.

Спасатель нажал кнопку, но свет в комнате не загорелся, только в коридоре щелкнула сиротливая лампочка-желток, а комната осталась во мраке – из-за света в прихожей тьма комнаты сгустилась еще плотнее. Спасатели отодвинули мебель в стороны, включили фонари и прошли в комнату. Хозяйка квартиры почти вприпрыжку подалась за ними. Лика, участковый и медсестра с врачом шагнули следом. Курсант продолжал нерешительно обивать порог, все чего-то высматривал и никак не мог заставить себя продвинуться дальше. На всей квартире лежали следы какого-то больного, истерического беспорядка: разломанные в щепки стулья, разбросанная по полу одежда, слетевшие с петель полки, листы бумаги, консервные банки, ворох белья и расколотый, как арбуз, красный плафон люстры, валяющийся в углу комнаты. Все содержимое шкафов свалено в кучу – обувь, тетради, гипсовые головы, коробки, холсты и книги, распахнувшие мертвые крылья переплетов. Окно было заколочено широкой доской. Хозяйка квартиры даже задышала чаще, увидев этот разгром, а чем дальше она проходила, тем интенсивнее охала и хваталась за голову, потом переключилась на мат – сначала обобщенный, несколько сдержанный и чисто риторический, затем на более ядреный с переходом на личность жильца. В конце концов она так разошлась, что Лике начало казаться: найдись сейчас в этих завалах «чудак-сатанист» живым, хозяйка его сама же прикончит, забьет связкой ключей до смерти.

Хозяйка подошла к окну и начала дергать доску, пытаясь сорвать гвозди, чтобы впустить свет и свежий воздух, но доска не поддавалась. Она провела ладонью по лакированной поверхности и оглянулась на присутствующих:

– Это ж столешница моя… распоросятил стол, гнида, в ИКЕЕ брала со скидкой, чтоб ему хребет переломило, мракобесу… ну, где это мурло? Товарищ участковый, тарищ доктор, заберите эту тварь к себе надолго, таких надо подальше от нормального общества держ… – монолог хозяйки оборвался, она поначалу даже замерла, потом задрожала, как будто увидела что-то совсем страшное, так что казалось, сейчас упадет в обморок, – Хосподи, это ж… вот же шушера, он мне все обои ухайдакал, отщепенец, а-а-а, что устроил, засеря, а, нет, вы поглядите только, щегол вшивый, святые отцы, гляньте-ка, гляньте как он мою житницу укокошил… да чтоб я еще хоть раз связалась с этими творческими мудаками… Интелихенция, называется… Нет, вы видали, а?! Да это же даже не хулиганство – это же хеноцид чистейший… Я кончусь с вами, – хозяйка всхлипнула и схватилась за сердце. – Два месяца здесь корячилась, ремонт делала, нет, это ж надо, а… Да что здесь произошло-то хоть, скажите мне, ради всего святого, тварищи?

Спасатель вопросительно глянул на хозяйку квартиры:

– Сколько комнат всего?

– Две, но я с него, как за однушку брала по доброте душевной… Вот