Тише - Кейт Максвелл

Целую. Дженна

И тут он заходится в плаче – это первый послеобеденный приступ. Я закрываю письмо, склоняюсь над люлькой и беру его на руки. Долгое время после рождения глаза у малыша оставались сухими, но теперь из них брызжут горячие слезы, словно капли расплавленного свинца. Я держу его на вытянутых руках, осматривая с ног до головы.

– Мой сын, – говорю я вслух.

Звучит как-то неубедительно – будто это не утверждение, а вопрос. Я кладу его обратно в люльку. Достаю пустышку из стерилизатора возле чайника. Он сосет ее пару секунд и выплевывает. Я иду к радиоприемнику и прибавляю громкость.

Если мои дни можно сравнить с чистилищем, то ночи – настоящий ад. Когда ставни закрыты, а за окном – тишина, моя квартира превращается в пещеру. Я читала, что младенцы должны учиться различать день и ночь, поэтому не включаю свет. Может, его огромные черные глаза обшаривают комнату в поисках информации о сухом, холодном мире, куда он недавно попал? Но нет – они крепко зажмурены. Зато широко разинутый рот похож на лопнувшую велосипедную шину. Из маленьких красных губ вырывается бесконечный вой.

По ночам он превращается в тирана. Его вопли – словно рев канонады. Этот концерт может длиться четыре, пять, а то и шесть часов.

Но не сегодня.

Сегодня он идет на рекорд. Ночью, после семичасового марафона, когда я испробовала практически все из полутора миллионов вычитанных в интернете советов на тему «Как заставить вашего малыша уснуть» – плотно пеленала его (вдруг ему холодно), оставляла лежать голеньким (вдруг ему жарко), включала свет, укачивала на руках, ворковала над ним, пела извлеченные из дальних закутков памяти колыбельные, снова и снова давала ему грудь, – и каждая клеточка моего тела молит об отдыхе, а за окном начинает светать, я открываю шкаф, свечу внутрь фонариком айфона и, опустившись на колени, начинаю хватать обувь и отшвыривать за спину, словно рою могилу.

Пара лаковых шпилек, сапоги до колена с наборным каблуком, босоножки на четырехдюймовой платформе… Останки былой жизни. Я продолжаю, пока нижняя полка шкафа не пустеет. Затем подхожу к кровати и беру стоящую рядом на полу плетеную люльку. Он смотрит на меня и от удивления перестает плакать. Я замираю. Он снова начинает орать. Я возвращаюсь к шкафу, ставлю люльку в освободившуюся нишу и закрываю дверь.

Шесть

– Сроки поджимают, – сказал Лекс. – Надо бы ускориться.

Мы шли по Восьмой авеню на встречу с дизайнером интерьеров. Был декабрь – к тому времени я уже месяц как работала. Мне удалось привлечь всего пятьдесят человек, и Лекса это не устраивало. Он хотел, чтобы к открытию, запланированному на начало года, в клубе насчитывалось шестьсот членов: шестьсот годовых взносов. Месяц назад речь шла о пятистах! Я начинала понимать, что постоянное повышение планки – его излюбленный modus operandi[7].

– Расскажи, как ты их ищешь, – попросил Лекс.

Он шагал, глядя прямо перед собой и сжимая под мышкой скейтборд. Я вертела головой по сторонам, с любопытством провожая глазами каждый ларек с замороженным йогуртом, каждую бело-оранжевую трубу, извергающую клубы пара, каждого таксиста, орущего: «Иди на хрен, урод!» Остров стоимостью в триллион долларов, с колдобинами на дорогах и выщербленными тротуарами, бесстыдно показывал мне всю свою подноготную.

– Хожу на мероприятия для IT-предпринимателей, на тусовки стартаперов, деловые вечеринки, – сказала я. – Будет тебе шестьсот человек, обещаю! Лекс, не волнуйся. Говорю же, у меня все схвачено.

Мы ждали зеленого сигнала светофора, чтобы перейти дорогу.

– Классные ботинки! – сказала мне стоящая справа женщина.

– Спасибо, – поблагодарила я.

Никогда мне не привыкнуть к нью-йоркской манере делать комплименты незнакомцам! Я сказала ей, что купила ботинки в дискаунтере за треть первоначальной цены. Теперь они стали частью моего нового стиля, попыткой влиться в местную городскую среду, выглядеть модно и ухоженно.

– Спасибо за наводку! – улыбнулась она.

Да неужто в этом городе, где совершенно незнакомые люди запросто заводят разговор прямо на улице, не найдется жалких шесть сотен знакомых знакомых и друзей друзей, желающих вступить в «первое офлайн-сообщество цифровой эры»?

– А что люди вообще говорят? – продолжал Лекс. – Как им сама идея?

– Нравится, но они хотят посмотреть, как это будет выглядеть на практике. Говорят, это все равно что покупать квартиру только по фото в интернете, да еще и у риелтора-новичка.

– Меня-то они знают! И я не новичок – у меня есть опыт, достижения!

– Знают. Но говорят, что это другое. И твой прежний опыт не считается. Будет гораздо проще, когда мы начнем приглашать их на ознакомительную экскурсию по будущему клубу. Жаль, что ремонт еще не закончен. Презентации в PowerPoint и адреса им явно недостаточно.

– Хорошо. Давай поторопим сегодня дизайнеров – пусть сократят срок работ на пару недель.

– Было бы здорово.

– Знаешь, Стиви, что нам еще нужно? Громкое имя. Это как с кино, понимаешь? Главное – заполучить вожака, а остальные подтянутся. Ну, так кто твой Джордж Клуни?

– Я над этим работаю.

– Найди его – или ее – к концу недели, – подытожил Лекс.

Пока мы ждали в вестибюле, я написала Джесс: «Как насчет пробежки завтра утром?»

Дизайнер Роб вынул широкую доску с пришпиленными к ней образцами бархатных и клетчатых тканей, а также фотографиями канделябров, честерфилдских диванов и оленьих рогов. Преобладающим цветом был кроваво-красный. Не то бордель, не то шотландский охотничий домик. Лекс дважды обвел глазами образцы против часовой стрелки.

– Итак, наша задача – создать дизайн-проект делового клуба цифровой эры, – сказал Роб.

– Верно, – настороженно кивнул Лекс. – И?..

– Так вот, мы взяли за основу лондонские джентльменские клубы девятнадцатого века. Добавили щепотку американских первопроходцев, частичку переселенцев Среднего Запада – они, по сути, и были стартаперами своей эпохи. Отсюда шотландская клетка и оленьи рога.

– Допустим, – задумчиво произнес Лекс. – Стиви, а ты что думаешь?

– По-моему, это выглядит слишком уж современно; сейчас многие рестораны и бары в центре города оформлены в таком околовинтажном стиле с налетом старины.

– Вот именно, – подхватил Лекс. – Я вижу здесь Америку. Вижу Британию. Вижу модное нынче стремление к самодостаточности.

– Отлично! – обрадовался Роб.

– Но я не вижу цифровых технологий, – сказал Лекс. Он пригубил кофе, указал на доску и добавил, на пол-октавы повысив голос: – Где здесь цифровые технологии, Роб?

– Ну, мы установили кучу розеток. А еще есть разборные перегородки, с помощью которых можно сделать на втором этаже несколько отдельных комнат для переговоров…

– Я должен видеть цифровую эру, Роб. Я должен ее чувствовать. Мне